Врач моргнул и принялся прикуривать сигарету.
– Сердце не выдержало. Кровотечение затронуло все органы. Мы попытались сделать невозможное, но все было заранее понятно.
– Он ничего не сказал перед смертью? – спросила Одри.
Хирург снова бросил косой взгляд – в его усталом лице была чарующая прелесть.
– Операция шла под наркозом.
Обе отступили, пропуская полицейские фургоны и кареты «скорой». Они уже собирались отправиться восвояси, когда медик окликнул их:
– Вы заполнили бумаги на поступление?
– Мы ничего о нем не знаем.
– Номер страховки? Семья?
– Говорим же, мы ничего не знаем! – вспылила Гаэль. – У меня просто была назначена встреча с ним сегодня вечером. Он запаниковал, по причинам, которые слишком долго объяснять, пустился бежать и попал под колеса внедорожника.
Врач шагнул к ней. На его приятном лице отражались все треволнения этой ночи.
– Вы что, издеваетесь надо мной?
– Как? – повторила Гаэль еще более взвинченным тоном. – С чего вы взяли?
Он пораженно уставился на них.
– Почему вы все время говорите «он»? – не отступал медик, прикуривая новую «Мальборо» от предыдущей.
Гаэль бросила взгляд на Одри, и ее словно озарило: они обе ничего не поняли в этой истории.
– Что вы хотите сказать?
Врач выдохнул дым вместе со скрытой горечью.
– Жертва, которую вы нам доставили, была женщиной.
– Хорошо спал?
Шесть утра. Эрван попытался встать, но его зажало между корнями, которые послужили ему постелью – если не считать всепроникающей грязной воды и пуленепробиваемого надувного жилета, который образовал под плащом подобие панциря, вроде как у навозного жука. Наконец после нескольких попыток он умудрился высвободиться из зеленоватой вилки.
Рассветные дожди уже прошли. Если занять правильную позицию, можно высохнуть меньше чем за час. Он снял дождевик, жилет и потянулся. Было почти странно, что после вчерашних катаклизмов солнце вовремя появилось на небе. Свет, запахи, шевеление живности – все было на месте. В очередной раз с первым взмахом ресниц ты видел рождение мира.
Морван поддерживал огонь – такое ощущение, что он так и не дал ему потухнуть.
– Завтрак.
В памяти не сохранилось ни одного сна. Только услышанные накануне слова витали в сознании – признание отца, убийство в тени других убийств, одно безумие манипулирует другим… Морван готовил
– Садись.
Эрван устроился на камне. Поляну пронизывали ослепительные полосы, в которых переплетались все нити лесной жизни: пыль, пыльца, насекомые… Вдали перекрикивались птицы и обезьяны, сливаясь в хор, от которого можно сойти с ума, если прислушаться.
– Я жду окончания истории, – бросил Эрван, отщипывая кусок
Морван улыбнулся. Лицо его было расслаблено, – казалось, исповедь принесла ему освобождение. Больше сорока лет он жил с этой тайной, и единственным способом высказаться были тумаки, которыми он осыпал супругу в память о старых добрых временах.
– Больше и рассказывать особо нечего, – ответил он, в свою очередь поднося кусок ко рту. – В ту ночь де Пернек сделал мне укол, и я заснул в машине Мэгги. Так, на заднем сиденье, я и проснулся на следующее утро у самой реки.
– Где именно?
– У де Крефов был лодочный сарай в трех километрах от Лонтано. Именно там Мэгги и де Пернек закрылись, чтобы изувечить тело.
– Мэгги тоже?
–
– Ты думаешь… ну… она получила от этого удовольствие?
– У нее все трусики намокли, ты это хотел сказать.
Второй шарик маниоки. Только бы не сблевать. Эрван уже чувствовал, как под ногами глина нагревается и твердеет. К полудню она станет жесткой, как асфальт.
– А с де Пернеком она… сдержала обещание?
– Мэгги получила то, что хотела: они переспали в ту же ночь, на дне одной из лодок, стоящих в сарае, после того как бросили тело Кати недалеко от тропы. А в нескольких метрах оттуда в машине спал я, обколотый до ушей. Ну как, дружок, нравится тебе твоя семейка?
Эрвану следовало ужаснуться, но он чувствовал себя просто вымотанным. Зло – это как все остальное: выше определенного порога ты словно под наркозом.
– А когда проснулся, как ты среагировал?