Контрабандисты Гора

Теперь у меня не осталось никаких сомнений в этом вопросе. Конечно, я была немного напугана, но одновременно взволнована и возбуждена. Это довольно пугающе, знать что тебя хотят, причём хотят не как свободную женщину, но жаждут как рабыню, со всей властностью, силой и бескомпромиссностью, с какими только могут жаждать рабыню! Но всё же, какая женщина хотела бы меньшего? Какая женщина не хочет быть настолько желанной, что ею хотели бы владеть полностью и без остатка, хотели бы видеть в своём ошейнике? Рабыня многим является для своего владельца. Среди всего прочего, она его домашнее животное, его игрушка и любовница. Я надеялась, что у меня не возникнет трудностей с тем, чтобы понравиться ему. Я же не хотела снова испытать на себе его плеть.

— Я даю тебе постоянное разрешение говорить, — объявил он.

— Спасибо, Господин, — первым делом поблагодарила его я. — Я благодарю вас за спасание моей жизни. Я благодарю вас за то, что сняли с меня наручники.

— Ты часто будешь их носить, — заверил меня мой хозяин.

— Как пожелает Господин, — улыбнулась я.

— Может, Ты снова думаешь о том, чтобы сбежать? — осведомился он.

— Нет, Господин, — мотнула я головой. — На моей шее ошейник, я одета в тунику, которая едва прикрывает клеймо на моём бедре. Мне некуда бежать.

— Ты боишься меня? — спросил мужчина.

— Да, Господин, — призналась я.

Какой маленькой, беспомощной и слабой чувствовала я себя, стоя перед ним на коленях. Я была плотью далёкого мира, стоящей на коленях перед гореанским рабовладельцем.

— Это хорошо, — констатировал он, — это страх рабыни перед её господином.

— Да, Господин, — согласилась я.

— У тебя хорошо получилось оскорбить меня в лагере Генсериха, — припомнил он мне. — Это были пытки провоцирующей рабской девки.

— Простите меня, Господин, — попросила я.

— Парни Генсериха тогда от души позабавились, — проворчал он.

— Я была рассержена, — попыталась объяснить я. — Вы отвернулись от меня! Вы презирали меня. Я вас ненавидела. У меня вспыхнуло дикое желание заставить вас страдать! Я хотела отомстить вам!

— Теперь Ты уже не кажешься столь же смелой, наглой и высокомерной как тогда, — заметил мой хозяин.

— Так и есть, Господин, — поспешила заверить его я. — А это правда, что Вы купили меня?

— Правда, — не стал отрицать он.

— А могу я узнать за какую сумму?

— Ах Ты тщеславная тарскоматка, — усмехнулся мужчина.

— Господин Аксель заплатил за Асперич золотой тарск, — надула у губы я. — Неужели Лаура не стоит столько же?

— Не льсти себе, — осадил он меня.

— Так сколько Вы заплатили? — не отставала я.

— Стандартную цену, назначенную пани за смену ошейника лагерной рабыни, — пожал он плечами. — Два серебряных тарска.

— И не было никаких предложений цены или переговоров? — спросила я.

— Нет, — ответил мужчина. — Впрочем, они, конечно, предполагали, что я отправлюсь в путешествие вместе с ними. В противном случае, они не продали бы тебя мне. Скорее они бы меня убили.

— Это — больше чем сорок восемь медных тарсков, — улыбнулась я.

— Больше чем в четыре раза больше, — добавил мой господин, — если считать тарски по курсу Брундизиума.

Я знала, о существовании значительных отличий в чеканке монет от города к городу. Гореанские государства ревностно относятся к своей независимости, и во многом изолированы друг от друга. Именно поэтому в денежных расчётах обычно полагаются на весы, по крайней мере, когда речь идёт о золоте и серебре. Например, в некоторых городах медный тарск состоит из восьми бит-тарсков, а в других, например в Брундизиуме, крупном торговом порту, сто бит-тарсков составляют один медный тарск. Такое разделение, казалось бы, могло облегчить учёт тонких различий в оценке того или иного товара.

— А за сколько я пошла бы на открытом рынке? — поинтересовалась я.

— Это во многом зависит от рынка, сезона, доставки и других нюансов, — объяснил он. — На такой вопрос не может быть однозначного ответа. Но я бы предположил, что на среднем рынке, за тебя могли бы дать около двух с половиной серебряных тарсков.

— Так много? — удивилась я.

— Возможно, — пожал он плечами.

— Кажется, — улыбнулась я, — что я стала красивее.

— В ошейнике все женщины со временем становятся такими, — сказал он.

— А как высоко Вы могли бы пойти, если бы на тогах за меня началась жестокая конкуренция?

— Это моё дело, — буркнул мужчина.

— Как насчёт золотого тарска? — полюбопытствовала я.

— Ты считаешь меня слабаком? — нахмурился он.

— Ничуть, — поспешила успокоить его я.

— Я мог бы купить тебя ещё в Брундизиуме, — признался мой хозяин. — И даже до Брундизиума у меня была возможность оставить тебя себе.

— Но Вы этого не сделали, — вздохнула я.

— Нет, — развёл он руками.

— Но почему? — поинтересовалась я.

— Сам не знаю, — сказал он.

— Я не понимаю, — удивилась я.

— Что произошло? — вдруг спросил мужчина. — Что Ты сделала со мной?

— Ничего, Господин! — заверила его я.

— Может Ты меня околдовала, или чем-то опоила? — осведомился он.

— Нет, Господин, — покачала я головой.

— Тогда почему я так хотел тебя? — спросил он.

— Я не знаю, — пожала я плечами.