Контрабандисты Гора

— Уверена ли Ты в этом? — осведомился он.

— Я не знаю! — сказала я.

— Скоро Ты в этом убедишься, — пообещал мой похититель.

— Что собирается делать Господин? — спросила я, бросая взгляд через плечо.

К своему ужасу я увидела, что он достаёт из своего рюкзака плеть.

— Пожалуйста, не бейте меня! — взмолилась я.

Но он не стал слушать свою рабыню, обрушив на её спину град ударов.

После этого мой владелец опрокинул меня на спину и, схватив лодыжки, оттащил от ствола дерева так, чтобы мои связанные запястья повисли высоко над моей головой. А потом я была использована для его удовольствия, как рабыня, которой я была.

Закончив с этим, мужчина отвесил мне две пощёчины. Никакой жалости. Моя голова дважды мотнулась из стороны в сторону.

Наконец, он развязал мои запястья и бросил мне тунику, которую я тут же натянула на себя. Затем снова накинул куртку на мои плечи.

Сразу стало теплее.

— Ну что, Ты всё ещё думаешь, что я тебя освобожу, соблазнительная кейджера? — поинтересовался мой владелец.

— Нет, Господин, — ответила я.

У меня теперь отпали все сомнения относительно моей неволи. Я теперь сознавала себя рабыней, и только ею. Мною были недовольны, что ж, я была наказана за это, «немедленно и без жалости». Если до этого у меня и были какие-либо сомнения относительно моей неволи, то теперь они были рассеяны окончательно. Вопрос был прозрачен и прост. Я была рабыней, и только этим. Моё поведение не понравилось моему господину? Его плеть моментально дала мне это понять. Бесполезно уговаривать плеть, её тугая кожа неумолима.

Что интересно, хотя плеть внушала мне ужас, и я пошла бы на многое, лишь бы избежать её жгучих поцелуев, в этот раз я не был рассержена её вниманием. В данном случае это было полезно для меня. Я должна была быть наказана, и я была наказана. Его плеть заверила меня, что я была рабыней, причём его рабыней.

Я была рада принадлежать такому мужчине. Я была благодарна и горда, что была рабыней такого мужчины.

Украдкой рассматривая его, я задавалась вопросом, найдётся ли среди мужчин моего мира, столь многие из которых ослаблены, унижены, повреждены, запутаны в противоречиях, приучены сомневаться в себе и отрицать свои собственные гены, кто-нибудь кто смог бы хотя бы начать понимать такого мужчину. Пусть они дрожат и прячутся, и боятся даже думать о таком. Пусть они сколько угодно осуждают таких мужчин, если им это нравится, но в своём осуждении его, они осуждают, прежде всего, самих себя, если там, внутри них, ещё осталось что-либо, что можно было бы осудить.

Но гореане, и это было ясно с первого взгляда, принадлежали к человеческому роду.

Разве они нам не братья, не наши близнецы?

Так ли уж они отличаются от землян? Я так не думала. Разве что они не научились загрязнять почву и воду, не стали отравлять атмосферу, отказались унижать и позорить себя, не проявили никакого интереса к техническому прогрессу с его однообразным механическим трудом, отказались создавать ничто посреди ничего, идти по пути, ведущему в никуда.

Можно ли повернуть вспять путешествие по ложному пути? Можно ли жить, противореча природе, и не ответить за неизбежные последствия? Не лучше ли жить в согласии с природой и пользоваться всей её щедростью. Цветы и звезды не могут быть злыми.

— Приготовься, мы выступаем, — бросил мне мой владелец.

— Да, Господин, — отозвалась я, и он вручил мне свой рюкзак, уже надлежащим образом закрытый.

— Следуй за мной, — приказал мой похититель, — на два шага позади и слева.

— Да, Господин.

— Через пару дней, при некотором везении, — сказал он, — мы должны выйти к Лауриусу.

— Я — рабыня, — напомнила я. — Я не смогу выдерживать темп Господина.

— Тогда три дня, — заключил мой хозяин. — Это не имеет значения. Мы можем придумать, чем занять себя в пути.

— Я волнуюсь за большой корабль, — вздохнула я.

— К настоящему времени, — сказал мой владелец, — он либо остановлен и уничтожен в устье Александры, либо прорвался через заслон и находится где-нибудь на просторах Тассы, держа курса в направлении Дальних островов, и, боюсь, за них, на Конец Мира.

— А что насчёт таинственного груза? — поинтересовалась я.

— Приближается зима, не самое лучшее время для путешествий по широкой, бурной, жестокой Тассе, — покачал он головой. — Это время холода и льда, непроницаемых туманов и коротких тёмных дней, штормов и волн, настолько высоких, что в состоянии соперничать с летящим тарном, и столь же могучими, как горы. Тасса покончит с этим кораблём.

— Но что, если корабль выдержит, — спросила я, — что если он не потонет?

— Тогда, боюсь, — сказал мой господин, — он достигнет Конца Мира, и исполнит своё предназначение.

— То, от которого зависят судьбы миров?

— Есть такое мнение, — вздохнул он, а потом повернулся и зашагал среди деревьев.

Я торопливо семенила позади него, неся за спиной его рюкзак. Я была непередаваемо счастлива. Счастлива от того, что теперь у меня был господин, о котором я так давно мечтала. Он хорошо преподал мне, что я была его, не оставив мне ни малейших сомнений в этом.