Контракт со смертью

В тот день он «щупал» дорогу, по которой назавтра должны были двигаться машины гумпомощи. В «уазике», кроме него и водителя, командир уговорил взять в «личку»[59] бойца из комендантской роты. Дорога пустынная, степными ветрами продуваемая, да и места неприветливые, балочные до байрачные[60]. Около старого химсклада ближе к придорожным кустам сидел солдат с перемотанной рукой, нянча её как дитя грудное. Когда подъехали ближе, раненый встал и двинулся наперерез, призывно махнув здоровой рукой. Справа-слева кусты придорожные, ворота химсклада распахнуты — роту спрятать можно, не то что ДРГ, дорога круто заворачивала, так что невольно скорость водители гасили. Короче, место для засады идеальное.

Васильевичу не глянулся ни раненый укровоин — слишком уж нарочито выставлял обмотанную бинтами руку, ни сами бинты — белизна первозданная, но перевязка небрежная, наспех, ни само место, поэтому палец автоматически снял предохранитель и лёг на спуск.

Всё произошло мгновенно. Двоих выскочивших из склада укров Васильевич срезал короткой очередью, вываливаясь из машины. Третий, тот самый, с перемотанной рукой, убегал, рисуя петли. Догонять его начразведки не стал: кто знает, сколько их притаилось окрест. Запрыгнув обратно в «уазик», крикнул водителю: «Гони!», посылая для верности еще одну очередь в придорожные кусты.

Развернувшись, ходко маханули вёрст пяток назад и стали дожидаться вызванную подмогу. Приехавшие бойцы прочесали окрестности, подобрали убитого, пошли было по следам крови другого, но вечерело, поползли тени длинными языками, и они вернулись. Третий, тот, что изображал раненого, тоже ушёл — повезло так повезло.

Бойца из охраны Васильевич заменил — хороший малый, только реакция нулевая. А вот у него отменная — иначе счёт был совсем иным.

Утром следующего дня Васильевич лично сопровождал нашу машину с гуманитаркой. О случившемся накануне узнали только по возвращении на базу, когда планировали следующую поездку. Самый что ни на есть активист вдруг сник, узнав об организованной засаде, и замолчал, а наутро «выпал в осадок» — дела срочные оказались в Белгороде.

7

Военкоры о них не рассказывают, молчат и «говорящие головы» минобороны. Они всегда в тени, хотя их подвиги по дерзости и отваге зашкаливают. Назовём их профессию просто военный разведчик безотносительно к роду войск и задачам. Они надёжны, спокойны, уверенны. Они верят в Россию, а Россия в них.

Погон своих не носим

И льгот себе не просим.

Нам жалкие подачки ни к чему.

Не деньги и не слава —

Была б жива Держава.

России служим, больше никому![61]

О них в этой жизни написать не успею — должно пройти время, когда можно будет называть их имена, когда можно будет поведать о сделанном ими, а жить и так осталось всего ничего, как говорит друг Сергея Ивановича полковник Куличкин. Порой в нерассказанном об этих молчаливых парнях их спасение:

О нас никто не пишет

Не знает и не слышит

И в том спасенье наше и успех…

Это песня Михаил Ивановича Ножкина о разведке ГРУ. Конечно, она написана по случаю и совсем не конкретному Саше, Ивану или Жене, но каждый соотносит её с собой, и она обязательно звучит под гитару, когда собираемся вместе. Редко собираемся, всё больше на чей-то день рождения или чьи-то похороны.

В тот день повезло работать с ними. Утро было хотя и солнечное, но порывистый норд-ост не давал расслабляться. Заходили привычно-буднично: приехали на «точку», разобрали автоматы, надели броники. Я свой сирийский кевларовый броник отдал оператору: во-первых, снайперы целят в голову, но никак не в броник. Во-вторых, есть в этом что-то от игры в войнушку. Бойцы ладно, им по штату положено железо таскать, но когда закованный в броню героический военкор лезет с дурацкими вопросами к какой-нибудь старушенции, на которой из защиты лишь старенькая кацавейка да платок, то становится стыдно за этих тоскливых дятлов. Судьбу не объегоришь, на всё воля Божья.

Осмотрелся, закурил — дурацкая привычка и на войне никчемная. Даже опасная: на вторую затяжку и пуля может прилететь. Проводник материализовался неожиданно — кругом на сотню метров чистое поле и ни души, но эти ребята спецы по сюрпризам, вынырнул как чёрт из табакерки. Война полна неожиданностей: проводником оказался мой старый приятель, вместе работали на харьковском направлении, теперь вот на восточном. Парень легендарный, но не скоро можно будет рассказать о нём. А пока:

…И при любой погоде

Оружие на взводе

Патрон в стволе и палец на курке…

В тот день работали быстро и слаженно. Из еды ничего не брали — только вода, патроны и гранаты. Озоровали: снимали жовто-блакитные флаги и развешивали красные, советские, в сёлах, где пока ещё наших не было. Несолидно, конечно, для моего возраста, но мы всегда мальчишки до глубокой старости. Местные попрятались, лишь занавески на окнах шевельнутся да мелькнёт голова над забором: наблюдают и ждут, чем всё закончится для этих шальных русских, ведь в селе целый взвод местной теробороны.