Корабль отплывает в полночь

По размерам наше Место – нечто среднее между ночным клубом, где отдыхают Комедианты, и небольшим ангаром для дирижаблей. К слову, дирижабль бы нам не помешал. Снаружи, где сверкает холодный утренний свет, можно встретить кого угодно, от динозавров до космонавтов, которые почему-то все словно на одно лицо. Однако, если вы из Комедиантов и у вас есть голова на плечах, вы остережетесь часто выбираться наружу.

По настоянию врача я шесть раз с тех пор, как приступила к работе на Глубине, брала отпуск, но толку от этого было чуть. До отпуска ли, когда вокруг творится невесть что! В прошлом цикле меня потянуло в Рим эпохи Возрождения: я было увлеклась Чезаре Борджиа, но совладала с собой. Нет, отпуска нужны не нам, а тем парням и девчонкам, которых Пауки посылают сопровождать Солдат.

«Они отправляются изменять прошлое. Вы пойдете с ними. Не забегайте вперед, но и не отставайте, а главное – ни во что не вмешивайтесь».

Им далеко до нас. Наша станция – отнюдь не походный лазарет. Мы развлекаем Солдат, они возвращаются на передовую довольные и счастливые. Очень, очень редко что-нибудь портит наши вечеринки.

По людским меркам я мертва, но пусть это вас не тревожит, так как жизни во мне – с избытком. При встрече вам скорее захочется приударить за мной, чем звать на помощь полицейского или требовать монаха, чтобы тот окропил меня святой водой, – конечно, если вы не принадлежите к числу воинствующих ханжей. Впрочем, столкнуться нам с вами будет непросто: отдыхать я предпочитаю в Италии пятнадцатого века и в Риме времен правления Августа да заглядываю иногда на Пратер и на Бейзн-стрит; к тому же я стараюсь не отдаляться от Места. Оно – самое чудесное Место во всем Переменчивом Мире. (Это уж совсем никуда не годится! Я думаю о нем и то с большой буквы!)

Короче, в тот вечер я лежала на кушетке рядом с пианино и рассматривала свои ноготки, размышляя, стоит их покрасить или нет, и наконец решила, что никто все равно не заметит.

Как всегда перед прибытием гостей, в комнате установилась напряженная тишина. В сером занавесе окружавшей нас Пучины возникали порой бледные огоньки, похожие на те, что появляются, если зажмурить глаза в темноте.

Сид, наш командир, настраивал Компенсаторы, изредка наклоняя голову, чтобы вытереть рукавом потный лоб; позолота его роскошного камзола в этом месте изрядно потускнела.

Борегард весь подался вперед, не отрывая взгляда от пальцев Сида; коленом он опирался на розовую плюшевую подушку тахты, в которой помещался пульт управления. Бо одновременно был пианистом и вторым пилотом. Лицо у него было такое, словно он поставил все, что имел, на карту, которую ему сейчас откроют.

Доктор, успевший уже поднабраться, сидел у стойки бара, сдвинув на затылок цилиндр. Глядя прямо перед собой, он будто прикидывал, что лучше – жить в оккупированной нацистами царской России или быть пьяным Демоном-алкоголиком в Переменчивом Мире.

Мод, наша Старенькая, и Лили, Новенькая, перебирали жемчуга своих одинаковых ожерелий.

Красный сигнальный огонек на Большом Компенсаторе погас. В Пучине начала прорисовываться дверь. Задули Ветры Перемен, сердце мое пропустило пару ударов, а в следующий миг трое Солдат переступили порог Места. Они пришли из иного времени; шаги их громом отдались у нас в ушах.

Как нас и предупреждали, на них были гусарские мундиры. Первым шагал Эрих, мой давний знакомец, гордость рода фон Хогенвальдов и гроза Змей. За ним следовала угрюмая личность, сильно смахивающая на римлянина. Третьим был блондин с лицом греческого бога, только что покинувшего христианский ад.

Кивера, сапоги, ментики с меховой опушкой – все было черным, лишь скалились с киверов белые черепа. На запястье Эриха поблескивал браслет вызывного устройства; блондин стянул перчатку с правой руки и теперь комкал ее в левой.

– Приветствую вас, ребята, – прогудел Сид.

Бо изобразил дружескую улыбку.

– Дверь закройте! – окликнула новоприбывших Мод.

– Закройте дверь! – повторили мы с Новенькой.

Когда дверь нараспашку, Ветры Перемен бушуют вовсю.

– Поторопитесь, вы! – крикнула Мод своим мальчишечьим голоском. В коротком, по колено, платье в обтяжку она выглядела совсем юной.

Солдаты не обратили на нее внимания. Римлянин – я вспомнила, его звали Марком – бродил по комнате, натыкаясь на все подряд. Эрих с блондином продолжали жаркий спор, то и дело поминая какого-то ребенка, Эйнштейна, летний дворец, треклятую перчатку, Змей и Санкт-Петербург. На губах Эриха играла злобная усмешка, с какой он обычно колотил меня.

– Куда ты так спешил? – кипятился блондин. – Наше бегство разнесло в клочья Невский проспект!

– Нам повезло, что мы унесли ноги, дурья твоя башка! Или ты не понял, что они стреляли из станнеров?

– Ну да! – фыркнул блондин. – Их заряда не хватит даже на то, чтобы парализовать кошку! Почему ты увел нас?

– Заткнись! Я твой командир, и нечего обсуждать мои приказы!

– Ты не командир, ты – трусливый нацистский ублюдок!

– Weibischer Englander! Spinne![73]