Корабль отплывает в полночь

Перевода блондину не понадобилось. Выхватив из ножен саблю, он отпрыгнул назад – и врезался в Бо, который при первых признаках ссоры бесшумно, как… нет, я не произнесу этого слова… поднялся с тахты и скользнул к спорщикам.

– Господа, вы забываетесь! – проговорил он повелительно, держась за плечо блондина, чтобы не упасть. – Вы находитесь на Станции релаксации и развлечений Сидни Лессингема, и здесь присутствуют дамы…

Презрительно усмехнувшись, англичанин оттолкнул его. Бо рухнул на тахту, подушки которой спружинили и швырнули его на Компенсаторы. Сид одним движением убрал их с его пути, словно это были карманные радиоприемники, а потом поставил обратно на сервировочный столик, прежде чем Бо обрушился на пол. Тем временем Эрих тоже обнажил саблю, отразил выпад блондина и атаковал сам. Сталь зазвенела о сталь, гусарский сапог царапнул мозаичный пол.

Перекатившись на бок, Бо вскочил и извлек из-за пазухи станнер, замаскированный под короткоствольный пистолет. Мне стало страшно – за Эриха и за всех нас – и подумалось еще: должно быть, у Комедиантов нервишки пошаливают не меньше, чем у Солдат, а виноваты в том Пауки, которые неизвестно с какой стати отменили двадцать снов назад все увольнительные и отпуска.

Метнув на Бо суровый взгляд, Сид рявкнул:

– Не лезь, паршивец! Без тебя разберусь!

Его рука потянулась к Малому Компенсатору. Я заметила, что на панели Большого снова зажегся красный огонек, и порадовалась, что дверь закрыта. Хотя, по правде сказать, Ветры Перемен все равно просачиваются внутрь.

Мод прыгала от восторга, забыв обо всем на свете; Новенькая побледнела. Эрих перешел в наступление. Вот он взмахнул саблей – и на щеке блондина показалась кровь. Разъяренный англичанин бросился вперед. Эрих отскочил – и вдруг оба они беспомощно затрепыхались в воздухе.

Я догадалась, что Сид отключил гравитацию в Прихожей и Кладовой; в Гостиной же и в Операционной все осталось как было. Такая система была придумана специально для наших приятелей-инопланетян, которые иногда заглядывали к нам, чтобы поднабраться сил. Угодить им бывало порой трудновато.

В голосе Сида зазвучал металл:

– Ладно, ребятишки, повеселились, и будет. Вложите клинки в ножны.

Неприятно рассмеявшись, Эрих повиновался. Лишних движений он не делал, невесомость не была ему в новинку. Повиснув вниз головой, блондин смерил противника свирепым взглядом и ухитрился-таки сунуть саблю в ножны, приняв вдобавок при этом нормальное положение. Сид увеличил гравитацию – постепенно, чтобы парочка не плюхнулась на пол.

Эрих весело улыбнулся и шагнул к нам, хлопнув попутно блондина по плечу.

– Вот тебе и первый боевой шрам, – хмыкнул он.

Блондин промолчал. Помахав пальцем перед носом Эриха, Сид обозвал моего коменданта мерзавцем и устремился к новичку. Я прижалась к Эриху; он целовал меня и обнимал так, что даже ребра трещали, приговаривая: «Liebchen! Meine Liebchen!»[74] Я и вправду любила его, да и подходим мы друг другу по всем статьям.

Только мы прервались, чтобы перевести дыхание, – голубые глаза Эриха словно притягивали меня, – как позади послышался глухой стук. Док свалился с табурета, цилиндр съехал ему на лоб. И тут Мод взвизгнула: римлянин, про которого все забыли, вышагивал по краю Пучины. Его черная форма будто растворялась в сером тумане.

Бо и Мод кинулись к нему. Наш пианист, как видно, успел прийти в себя. Сид наблюдал за происходящим, стоя у Компенсаторов.

– Что с ним такое? – спросила я у Эриха.

– Обычная история: шок от Перехода. – Он пожал плечами. – Ко всему прочему его едва не подстрелили из станнера и конь чуть не сбросил. Видела бы ты Петербург, Liebchen! Невский проспект, каналы, всадники в голубых с золотом мундирах, женщины в мехах и шляпках со страусовыми перьями, монах с камерой на треноге… Знаешь, я дрожал от страха, когда мы пролетали мимо этих зомби. Ведь любой из них, да тот же фотограф, мог оказаться Змеей!

В Войне Перемен мы сражались с Пауками против Змей. Они, как и мы, были Демонами и Двойниками. Линии наших жизней давно оборвались. Двойники мы потому, что, обитая в своем измерении, способны проникать в ваше, а Демоны – потому, что ведем себя как живые. Призракам это не под силу. Комедианты и Солдаты, на чьей бы стороне они ни воевали, – Демоны-Двойники. Зомби мы зовем мертвецов, чьи линии жизни связаны с так называемым прошлым.

– А что вы делали в Петербурге? – справилась я. – Или это тайна?

– Да какое там! Мы отправились в тысяча восемьсот восемьдесят третий год, чтобы вызволить из плена Змей маленького Эйнштейна, которого они похитили у нас. Да, Liebchen, они украли его несколько снов назад, поставив под угрозу победу Запада над Россией.

– Которая развяжет руки твоему ненаглядному Гитлеру на целых пятьдесят лет. Ты помнишь, что ваши бравые парни залюбили меня до смерти при взятии Чикаго?

– Зато, если Пауки одолеют Змей, коммунизму уж точно крышка. В общем, у нас ничего не вышло. Змеи понаставили всюду охранников, чего мы никак не ожидали. Еле вырвались. Неудивительно, что Брюс потерял голову. Впрочем, это его не извиняет.