Читаем Корабль отплывает в полночь полностью

Я поспешно двинулся к нему. У меня мелькнула мысль: вдруг он последовал за мной, чтобы кого-то вернуть?

Казалось, скафандр слегка отпрянул от меня, когда я его перевернул. За щитком было пусто. Там, внутри, за прозрачным стеклом, искаженный из-за моего угла зрения, виднелся маленький пульт управления с циферблатами и рычажками – и никакого лица над ними.

Я очень осторожно взял скафандр на руки, держа его так, точно это был человек, и направился к дверце кабины.

Полнее всего мы существуем в том, что потеряли.

Солнце полыхнуло на прощание бледно-зеленым, и его серебристая верхушка исчезла за горизонтом.

Высыпали все звезды.

Переливаясь зеленью, стоя низко в небе, там, где зашло солнце, ярче остальных сияла Вечерняя звезда – Земля.

Лунная дуэль[154]

Первым намеком на то, что за нами следят, было негромкое тиканье мини-радара в наушниках моего скафандра; мы с Питом бодро волокли этот прибор к месту установки у восточного склона кратера Джоя, надеясь с его помощью отыскать всякие полезные обломки и выходы металла.

Потом раздалось шипение, оборвавшееся, когда рука Пита выпустила квадратный радар. Перчатка, серебрясь в лучах низкого полярного солнечного света, отлетела в сторону, очень медленно, как если бы Пит внезапно преисполнился легкого отвращения к нашему общему делу. Я повернулся вовремя, чтобы увидеть, как мерцающая задняя часть его шлема превращается в густое облако мозгов и крови и начинает осыпаться тонкой рдяной пылью.

Послышался громкий стук в наушниках – второй удар пришелся по мини-радару. Но мой взгляд уже переместился туда, куда перед гибелью глядел Пит, и я успел заметить вспышку зеленого пламени из ствола винтовки на склоне Джоя, ровно там, где зазубренная линия камней разделяла черное подножие кратера и многозвездное, словно усыпанное самоцветами небо. Я сорвал с плеча свой «свифт» (универсальный вакуумный карабин, названный в честь знаменитой пули калибра.22, которую еще с 1940 года производили «Винчестер», «Ремингтон» и «Норма», – дульная скорость 4140 футов, то есть почти миля в секунду), широко шагнув в сторону, и трижды выстрелил. Похоже, при первых двух выстрелах я задрал прицел слишком высоко, зато третий расцвел прекрасным лиловым шаром в устье расщелины, где прятался стрелок. Никто не вскочил, увы, чтобы потом упасть замертво или хотя бы зашататься, ничья фигура в скафандре не мелькнула на склоне кратера, но и то сказать – некоторые крузо научились маскироваться не хуже хамелеонов, а большинство их двигается чрезвычайно быстро.

Скафандр с телом Пита все падал вперед, в той позе, в которой моего товарища застигла смерть. Там, в трех сотнях ярдов от меня, чернела широкая трещина – насколько широкая, я не мог определить, ибо значительная часть ее дальнего края скрывалась в тени кратера. Я помчался к ней, точно крыса, бегущая в нору, на третьем шаге подхватил скафандр Пита за пояс для инструментов и трубку кислородного баллона, не позволив ему коснуться слоя пыли на поверхности. Подхватил и потащил за собой. Какая-то часть моего сознания, пораженного случившимся, отказывалась верить, что Пит мертв.


Сам я постарался припасть к поверхности, чуть ли не полз, хватаясь за каменистые выступы; со стороны наверняка казалось, что я плыву в лунной пыли. Крузо явно не ожидал от меня такой прыти, не думал, что я предпочту движение ползком очевидному импульсу побежать – воспарить, так сказать, над лунным грунтом, чтобы перемещаться большими прыжками. Позади меня сверкнула зеленая вспышка, взметнувшаяся пыль осела на подошвах моего скафандра. Что ж, он стрелял почти наугад. А я вдобавок выяснил, что у него есть не только обычные пули, но и разрывные.

В расщелину я нырнул три секунды спустя, и тут башмак Питова скафандра зацепился за очередной каменный выступ. Часть моего сознания продолжала упрямиться, и я держал скафандр Пита мертвой хваткой, а потому резко развернулся. Но даже это пришлось кстати – крупный светящийся шар проплыл ярдах в пяти над моей головой, словно гигантская смертоносная бабочка, и взорвался поодаль. Ударная волна стукнула меня с такой силой, что скафандр загудел, а воздух внутри его хлестнул по лицу. Значит, у крузо есть дистанционные взрыватели; неплохо их экипируют на той планете, откуда он прибыл.

Мерцающий след от бледно-зеленого шара осветил расщелину на добрых сто ярдов вглубь – кругом лежала пыль, как обычно толстым слоем, да не оставит меня милость Господня. Мне хватило времени нажать на кнопку экстренного вызова; теперь корабль должен был транслировать этот сигнал автоматически на всю Луну. Потом связь прервалась, и я плавно опустился из ослепительного света в благословенную тьму, предусмотрительно выключив подсветку лицевого щитка – ведь даже тусклого света от шлема хватило бы крузо, чтобы прицелиться. А так его следующий выстрел угодил в лицевой щиток скафандра Пита.

Перейти на страницу:

Все книги серии Мир фантастики (Азбука-Аттикус)

Дверь с той стороны (сборник)
Дверь с той стороны (сборник)

Владимир Дмитриевич Михайлов на одном из своих «фантастических» семинаров на Рижском взморье сказал следующие поучительные слова: «прежде чем что-нибудь напечатать, надо хорошенько подумать, не будет ли вам лет через десять стыдно за напечатанное». Неизвестно, как восприняли эту фразу присутствовавшие на семинаре начинающие писатели, но к творчеству самого Михайлова эти слова применимы на сто процентов. Возьмите любую из его книг, откройте, перечитайте, и вы убедитесь, что такую фантастику можно перечитывать в любом возрасте. О чем бы он ни писал — о космосе, о Земле, о прошлом, настоящем и будущем, — герои его книг это мы с вами, со всеми нашими радостями, бедами и тревогами. В его книгах есть и динамика, и острый захватывающий сюжет, и умная фантастическая идея, но главное в них другое. Фантастика Михайлова человечна. В этом ее непреходящая ценность.

Владимир Дмитриевич Михайлов , Владимир Михайлов

Фантастика / Научная Фантастика
Тревожных симптомов нет (сборник)
Тревожных симптомов нет (сборник)

В истории отечественной фантастики немало звездных имен. Но среди них есть несколько, сияющих особенно ярко. Илья Варшавский и Север Гансовский несомненно из их числа. Они оба пришли в фантастику в начале 1960-х, в пору ее расцвета и особого интереса читателей к этому литературному направлению. Мудрость рассказов Ильи Варшавского, мастерство, отточенность, юмор, присущие его литературному голосу, мгновенно покорили читателей и выделили писателя из круга братьев по цеху. Все сказанное о Варшавском в полной мере присуще и фантастике Севера Гансовского, ну разве он чуть пожестче и стиль у него иной. Но писатели и должны быть разными, только за счет творческой индивидуальности, самобытности можно достичь успехов в литературе.Часть книги-перевертыша «Варшавский И., Гансовский С. Тревожных симптомов нет. День гнева».

Илья Иосифович Варшавский

Фантастика / Научная Фантастика

Похожие книги