Читаем Корабль отплывает в полночь полностью

Я дополз до дальней стены и через отверстие в ней проник во вторую пещеру, точно такую же – вплоть до того, что в ее дальнем конце тоже был, так сказать, черный ход. Достав из чехла карабин, я положил ствол на перемычку между пещерами. Крузо наверняка успел изучить окрестности и догадывался, куда я мог подеваться. Но ползти дальше, неведомо куда, чтобы в итоге заблудиться? Увольте. Цифровая индикация подсказывала, что после гибели Пита прошло полторы минуты. Давление в порядке, кислорода хватит на четыре часа; при хорошем раскладе спасатели откликнутся на мой аварийный сигнал куда раньше – если, конечно, крузо не расправится и с ними. Тут я опять подумал, что свечение индикации может выдать меня, и выключил ее, а потом вдруг испугался, что охотник способен выслеживать жертву по вибрациям, передающимся через камень. Короче говоря, я замер и принялся напряженно вслушиваться.


Тьма, безмолвие, призрак силы тяжести… Меня словно запихнули в палату для душевнобольных для проверки на здравомыслие. Почти сразу же закружилась голова, возникли сенсорные миражи, зрительные, слуховые и прочие – даже страх перед крузо не мог их победить. Пожалуй, я радовался этим миражам. И вот, вслушиваясь в тишину и всматриваясь во мрак, я наконец начал размышлять.

Как ни странно, люди тысячелетиями глядели на Луну, но не задумывались о том, какова она на самом деле; о том, что это беломраморное кладбище живых мертвецов, космическая Тортуга, где серебристые звездолеты из иных миров бросают мятежников, трусов, преступников и безумцев – высаживают и бросают навсегда. Не на плодородной и уютной Земле, населенной дерзкой молодой расой, которой такие вот типы могли бы досаждать, а на каменистом спутнике Земли, где отщепенцы ведут одинокую жизнь: у каждого есть скафандр, винтовка и собственное пристанище, каждый держит при себе свои отходы, чтобы рециркулировать их, – и точно так же держит при себе свои обиды и разочарования, которые привели его сюда. Изгоев на Луне было с тысячу, вполне достаточно, чтобы добывать еду и топливо, столбить участки и мечтать о покорении Земли. Быть может, люди бы их приняли, смирись они со своей участью и пожелай сотрудничать, но, во-первых, именно неумение уживаться с другими обрекло их на прозябание здесь, а во-вторых, эти изгои принадлежали к доброй полутысяче галактических рас. Поэтому, даже если они владели электронной, психической или какой-нибудь еще связью (что узнавал один, быстро становилось известным остальным), каждый оставался типичным робинзоном, только без Пятницы. Отсюда и прозвище «крузо».

Я рискнул включить индикацию времени. Минуло всего тридцать секунд. Наверное, два часа до прибытия спасателей – если мой сигнал дошел – превратятся в целую вечность. А тем временем крузо… Продолжая вслушиваться и всматриваться, я вновь отвлекся на сторонние мысли.

Земляне прикончили первого же крузо, которого встретили. Поддались панике, забыли все, чему их учили, и прикончили. С тех самых пор крузо стреляли первыми, игнорируя все наши попытки наладить отношения.


По ощущениям, я совсем недолго размышлял над давней проблемой создания всеобщего галактического кодекса, но снова включил индикацию времени, обнаружил, что прошло семьдесят минут.

Осознание этого будто выморозило меня изнутри. Вполне достаточный срок, чтобы крузо добрался до пещеры и убил меня, а затем вернулся домой и покормил собаку (или кто у него там за домашнее животное). Получается, я отвлекся настолько, что не обращал внимания ни на что вокруг. Так почему, снедаемый страхом, я не слышал и до сих пор не слышу никаких звуков, кроме собственного сердцебиения? Ну да, сердце стучит, кровь течет по жилам, молекулы воздуха трутся друг о друга в броуновском движении у моих ушей – но больше-то ничего!

Приятель, сказал я себе, попробуй мыслить рационально.

Винтовка крузо схожа с моей, и у него есть боеприпасы как минимум трех типов.

Он добрался из своего укрытия до края расщелины за сорок секунд или быстрее; значит, ковыляет он шустро – или располагает реактивным ранцем.

Стрелял он не в меня, а в радар. Решил, что это передатчик? Или оружие? Или робот, более опасный, чем человек?

Сердце билось ровнее, шум кровотока в ушах стих – но в это мгновение я ощутил через камень легчайшую вибрацию.

Цок, цок, цок-цок, цок, цок… Вибрация усиливалась с каждым тактом.

Я включил фонарь и увидел, как по полу первой пещеры в мою сторону движется серебристый паук размером с большую тарелку. Тело в зеленую полоску, четыре фосфоресцирующих глаза, жвалы как изогнутые, зазубренные половинки ножниц…

Я выстрелил, одновременно отшатнувшись. Пещеру заполнил лиловый свет, тут же перетекший в зеленый. Двойная ударная волна дважды перевернула меня и приложила о стену.

Но я нисколько не стушевался. Вспышка света обнажила дыру в потолке моей пещеры, и я, кое-как поднявшись, сразу подпрыгнул.

Перейти на страницу:

Все книги серии Мир фантастики (Азбука-Аттикус)

Дверь с той стороны (сборник)
Дверь с той стороны (сборник)

Владимир Дмитриевич Михайлов на одном из своих «фантастических» семинаров на Рижском взморье сказал следующие поучительные слова: «прежде чем что-нибудь напечатать, надо хорошенько подумать, не будет ли вам лет через десять стыдно за напечатанное». Неизвестно, как восприняли эту фразу присутствовавшие на семинаре начинающие писатели, но к творчеству самого Михайлова эти слова применимы на сто процентов. Возьмите любую из его книг, откройте, перечитайте, и вы убедитесь, что такую фантастику можно перечитывать в любом возрасте. О чем бы он ни писал — о космосе, о Земле, о прошлом, настоящем и будущем, — герои его книг это мы с вами, со всеми нашими радостями, бедами и тревогами. В его книгах есть и динамика, и острый захватывающий сюжет, и умная фантастическая идея, но главное в них другое. Фантастика Михайлова человечна. В этом ее непреходящая ценность.

Владимир Дмитриевич Михайлов , Владимир Михайлов

Фантастика / Научная Фантастика
Тревожных симптомов нет (сборник)
Тревожных симптомов нет (сборник)

В истории отечественной фантастики немало звездных имен. Но среди них есть несколько, сияющих особенно ярко. Илья Варшавский и Север Гансовский несомненно из их числа. Они оба пришли в фантастику в начале 1960-х, в пору ее расцвета и особого интереса читателей к этому литературному направлению. Мудрость рассказов Ильи Варшавского, мастерство, отточенность, юмор, присущие его литературному голосу, мгновенно покорили читателей и выделили писателя из круга братьев по цеху. Все сказанное о Варшавском в полной мере присуще и фантастике Севера Гансовского, ну разве он чуть пожестче и стиль у него иной. Но писатели и должны быть разными, только за счет творческой индивидуальности, самобытности можно достичь успехов в литературе.Часть книги-перевертыша «Варшавский И., Гансовский С. Тревожных симптомов нет. День гнева».

Илья Иосифович Варшавский

Фантастика / Научная Фантастика

Похожие книги