Корабль судьбы

Янтарь ничего не ответила своему подопечному. Она лишь склонялась все ниже, пока не уткнулась лицом в ладони, лежавшие на фальшборте. Альтия не знала, была ли это молитва или просто молчаливая скорбь. Во всяком случае, Янтарь так сжала пальцами твердое диводрево, словно желала сама влиться в него.

– А что я такого сделал? – запоздало возмутился Лавой. Его самооправдание показалось Альтии каким-то трусливым. Вероятно, оттого, что он еще и все время оглядывался на своих татуированных. – Все видели, как это случилось. Я-то при чем? Корабль просто взял дело в свои руки… в прямом смысле и в переносном.

– Заткнись! – велел Брэшен. – Все помолчите немного!

Он обошел бак, заглядывая людям в лица. Все смотрели на капитана. Его глаза задержались на побелевшем лице Клефа. Юнга обеими ладонями прикрывал себе рот, в глазах стояли слезы.

Когда Брэшен заговорил снова, его голос был абсолютно бесстрастен.

– Курс на Делипай – и полный вперед. Во время нападения вы, ребята, вели себя безобразно. Так, что тошно было смотреть. Значит, будем упражняться до посинения, и не только нижние чины, но и начальствующие. Я хочу, чтобы каждый железно знал свои обязанности и свое место в бою. – Он еще раз обвел глазами столпившуюся команду, и Альтии показалось, что за этот день он успел постареть. Во всяком случае, таким измотанным она его еще не видала. Он повернулся к носовому изваянию. – Теперь что касается тебя, Совершенный. Ты провинился, отказавшись выполнять мои прямые распоряжения, и понесешь наказание. Отныне никто не смеет разговаривать с кораблем без моего личного на то разрешения. НИКТО! – повторил он, заметив, что Янтарь вскинула голову и собралась возразить. – Более того, никто не должен находиться на баке, если это не связано с исполнением непосредственных обязанностей. А теперь все прочь отсюда! За работу! Живо!

И он остался молча стоять, наблюдая, как его команда также молча расходится по местам. Кто на главную палубу, кто в кубрик, смотря какая у кого была вахта…

Ушла со всеми и Альтия. Сейчас Брэшен казался ей совсем незнакомым и чужим человеком. Как он допустил, чтобы это случилось? Неужели он не видел, что представляет собою Лавой? Не замечал, что его старпом делает с кораблем?

* * *

Брэшену было больно. И длинный порез вдоль ребер был почти ни при чем, хотя, Са свидетель, рана жгла и саднила почем зря. Тело криком кричало от пережитого напряжения. Болело буквально все: и челюсти, и спина, и живот. Даже мышцы лица, и он никак не мог успокоить их расслаблением. Альтия… В ее взгляде он прочел такую бездну презрения! Спрашивается, за что? А Совершенный! Его живой корабль, его гордость, его друг! Он оказался способен на убийство, да такое, которое иначе как зверским назвать было нельзя. Кто бы мог подумать? Ох, тошно…

Зато теперь Брэшен вполне убедился, что Лавой не просто сколачивал себе верную шайку для бунта. Он еще и корабль себе в союзники пытался завербовать. Янтарь была права от первого до последнего слова… жаль только, что она выговорила эти самые слова вслух. Да, Лавой определенно постарался, чтобы все пленники умерли. И зачем ему это понадобилось, Брэшен понимал еще не до конца.

Сколько забот на одну капитанскую голову! А ничего не поделаешь, надобно разбираться. И тащить этот воз. И ни в коем случае не показывать – ни словом, ни взглядом! – как тебе тяжело.

Брэшен стал капитаном. И в очередной раз убедился, что за все следовало платить.

Лавою он бы с радостью голову оторвал. А Альтию – схватил в охапку и уволок утешать. А из Совершенного вытряс бы доподлинную правду о том, что в действительности произошло.

Вместо этого он должен был расправить плечи и стоять как памятник себе самому. Он – капитан. Он должен достоинство соблюдать. Не показывая никаких чувств. Ради корабля и команды. Ни словом, ни взглядом…

Он стоял на баке и смотрел, как повинуются люди. Лавой ушел, недовольно оглядываясь. Альтия, кажется, спотыкалась, она выглядела сломленной. Оставалось надеяться, что у Йек и Янтарь хватит ума дать ей побыть некоторое время одной. Янтарь ушла с бака самой последней. Она прошла рядом с Брэшеном, и ему показалось, что она хотела обратиться к нему. Брэшен перехватил ее взгляд и молча, едва заметно покачал головой. Еще не хватало Совершенному вообразить, будто кто-то воспротивился наказанию, наложенному на него капитаном! Нет уж. Пусть осуждение его поступка хотя бы внешне будет всеобщим и единогласным.

Брэшен дождался, пока Янтарь спустится с бака, и тоже ушел, так и не сказав ничего кораблю на прощание.

Интересно, обратил ли Совершенный на это внимание?

* * *