В комнате ты заперлась со второй попытки — руки тряслись так, что попасть в замочную скважину казалось невозможным. Бумаги были брошены на стол, а сама ты упала на кровать спиной, закрыв лицо ладонями и переводя сбитое, дрожавшее дыхание, под которым металась душа, ища хоть какого-то приюта, где ее не касался бы жгучий стыд. Ты только что буквально сидела и с явным удовольствием подсматривала за тем, как самоудовлетворялся тот, от кого далеко не первый день путались мысли. А теперь ему и в глаза будет смотреть невыносимо, не то, что говорить хоть что-то.
А в голове на его утренний вопрос теперь набатом бил ответ: “Да, мне это нравится”.
— Что же ты наделала, Т/И? — протянула самой себе, отнимая от лица руки и разглядывая белую плитку на потолке, в темноте серевшую неясными пятнами. Занавески на окнах вздрагивали от лёгкого дыхания ночи, равнодушной к твоим проблемам, а за стеклом, где-то там, даже видимые из постели, где ты лежала, мерцали точки звёзд, перемигиваясь друг с другом неясными посланиями далёких миров.
От любого шороха ты в испуге вздрагивала, не решаясь двигаться самой. Даже переодеваться не стала, оставшись лежать в рабочем спортивном костюме поверх рыжего, пушистого покрывала постели. Но никто так и не приходил, не орал на тебя, не требовал на ковер и не стучался в дверь. Но это не сбавило градус напряжения, а уснуть ты и вовсе не смогла, на рассвете проклиная себя всем, чем было можно и нельзя. Пришлось встать, ощущая безумную слабость, от которой вело мысли и болела голова, но впереди был очередной выезд, от мыслей о котором живот скручивало в страхе до тошноты.
Пришлось разобрать скомканные и перепутанные бумаги, на что ушли все часы предрассветных сумерек, а после заняться и собой, сходив в душ и переодевшись во все чистое, будто эта свежесть странной одежды и вода были способны смыть твой позор. А после, решив ещё раз все проверить, ведь отчётность должен был по традиции перепроверить Найтмер, ты пересчитала все листы, чтобы сложить их в папку, но замерла в испуге. Таком, от которого темнеет в глазах и спирает дыхание, когда тот мерзкой жвачкой липнет к позвоночнику.
Одного из них не хватало, и ты совершенно точно понимала, где именно его потеряла.
========== Ответь мне: “Да”! ==========
В голове в ответ на стресс, усталость и нескончаемую пытку нервным перенапряжением родился совершенно идиотский план, в каждом пункте которого явственно стояла подпись твоего отчаяния. Как предсмертная агония, она родилась в мозгу яркой вспышкой, которую в тот момент ты посчитала озарением, но сильно позже, окрестила безумием. А заключалась она в твердом намерении пойти и извиниться до того, как тебя пустят на лоскуты, и от чего-то ты была уверена в том, что теперь точно узнаешь, с какой силой его щупальца могли гнуть металл, только вместо последнего будешь ты…
В качестве подношения к извинениям был избран мятный чай с кориандром и фенхелем, куда в качестве подсластителя ты щедро определила мед. На общей кухне даже остался лимон, который ты тоже пустила в ход, слямзив его из чьих-то припасов, решив, что за кражу кусочка лимона оправдаться всё-таки легче, чем за вауйеризм перед начальником и руководителем. Оставшись довольной, ты бросила последний взгляд на кухню, где ровными рядами стояли тумбочки приятного оттенка липы, а на почти пустом столе по центру в вазе стояли полевые цветы, которые часто собирали другие сотрудницы, желая внести уюта на зону общего места сбора. Иронично, но ты едва ли появлялась в этом месте, работая без продыху, и теперь слова Сэмми не казались такой уж ерундой. Словно ты и впрямь жила за неким барьером – своеобразным стеклом, через которое все видно, но нельзя дотронуться. И единственным, кто был по эту же сторону этой незримой ограды был именно Найтмер, на повинную к которому ты собиралась с духом уйти. Взгляд скользнул напоследок по тонкой тюли на небольших окнах, чей цвет пионовой нежности приятно колыхался от приоткрытой форточки возле тихо гудящего холодильника. Вздох обречённости, и ты, наконец, покинула это помещение, чувствуя, как ноги отсчитывают последние шаги твоей мирной жизни, если не жизни вообще.
Три стука в чужую дверь после поворота в ваше крыло, и рука с чаем предательски дрожала, отчего приходилось придерживать серебряный подстаканник второй рукой, унимая дребезжание чайной ложки о стекло причудливой кружки. Дверь открылась, и в обмен на привычное приветствие тебя встречает пристальный огонь единственного зрачка, в котором невозможно было разглядеть ни намека на эмоции. Не видно гнева, но и радости тоже не замечено, и ты, глядела куда угодно, но только не на монстра, чей череп внезапно расчертила коварная ухмылка.
— Ты обронила вчера, Т/И, — спокойно сказал он, протянув злополучный листок, совершивший побег под его дверь прошлой ночью, — смотрю, ты не очень то выспалась, — контрольный выстрел точно в цель. Ты вздрогнула, спешно засовывая лист с данными в карман шорт.