Кориандр (СИ)

— А? Ты сейчас о… — ты уже вообще не понимала происходящего, на миг посчитав все, включая вчерашнюю ночь, происками переутомленной фантазии, — Найтмер, мы не можем…

— Тихо, неумёха. Я научу, если ты чего-то не знаешь. Ты ведь уже ответила мне положительно. Мы оба не дети, хотя я все равно сильно старше тебя, но это не отменяет моей к тебе тяги, и ждать дольше я не хочу и не буду, Т/И. А своей чертовой специей ты лишь подчеркнула очевидное, ведь она действует только рядом с тем, кого… — монстр запнулся, и на его дымно-черных скулах вспыхнул слабый налёт смятения, — любишь.

Твое изумление встало где-то на полпути, отчего вместо ответа вырвалось что-то больше похожее на оханье, а руки вновь вернулись на чужие предплечья, соскальзывая с них к ладоням, которые в ответном жесте уверенно переплели пальцы с твоими, сжимая в тисках существа, давно не знавшего обоюдоострой эмоции, пьянившей сейчас ваши разумы. И тебе казалось, что ты почти уверена в том, что кориандр дурманил не его одного, но и в собственных артериях он разливался подобно опиуму, заставляя мысли пульсировать в унисон с душой, что несмело прижалась к ребрам, спрашивая позволения быть ближе к тому, кто это позволял столь чудесным способом. Не было лучшего подарка, чем возможность слышать сейчас его слова, ощущать разогретый воск его тела, ждущего твоего шага в нетерпении, от которого плети векторов вздрагивали волной, бегущей от самого их основания до активных кончиков, не смевших сделать что-то непозволительное, пока не получат прямого на то дозволения. Найтмер ждал, дыша всё глубже, все дольше задерживая очередной выдох, пока вдруг не ткнулся носом в тепло твоей шеи, резко, на грани жёсткости. Требовательно опаляя ее лихорадкой нетерпения.

— Ну же, Т/И, прекрати меня изводить день за днём. Подпусти уже ближе. Прекрати бояться, как это делают остальные. Ты не такая, я это вижу. Чувствую… Подпусти, — голос с раскатистого гула опустился до шёпота, от которого хотелось тут же сойти с ума.

Теперь поиск идеального шторма был совершенно точно завершён. Ведь он стоял здесь, прямо перед тобой, готовый смести собой в головокружительный смерч ощущений, даже близко не стоявших ни с каким сном и фантазией.

— Мар, — сорвался с твоих губ тихий ответный шелест голоса, когда ты решилась на этот шаг, мешая со страхом доверие, которое всегда к нему испытывала, вновь ощущая себя под его незримой защитой. Понимая, что пока он тут, такой невероятно ощущаемый во всех смыслах, от касаний до обоняния, то не грозило совершенно ничего. Даже шторм обошел бы стороной это место, перед холмом разломившись надвое, так и не излив на вас ни капли стихии. Выдохом, тихим и протяжным, было его облегчение, звучавшее словно стартовый выстрел, и чужие руки скользнули на лопатки, отодвинув вектора, чтобы вжать в себя ещё теснее, а с тобой слить в поцелуе языки. Его собственный моментально проник живым огнем за грань челюстей в попытке родить собой первые отзвуки желания, но уже не в своем теле. Не зная, что внутри тебя уже только от одного его голоса все слилось в пирокластический поток сладкого томления, перекрывающего любую усталость мягкой дымкой, идущей до самых костей сквозь горячую плоть. Твои собственные пальцы на удачу вдруг нашли необычайно нежное место на спине Найтмера, в сплетении векторной жизни, где сердцевина тлела мягким жаром, по которому тут же удалось прочертить ощутимые линии несильных царапин. Это вынудило монстра загудеть одобрительным урчанием прямо в поцелуй, сжимая ладонями бока и опуская их на бедра, чтобы в них же красноречиво толкнуться тазом. Тебя буквально штормило от таких выходок, и любой страх сгорал от предвкушения, и уже не очень-то волновала судьба рабочего места, несданные ему отчёты и бессонная ночь, от которой по телу гулял отзвук переутомленности. Все это было совершенно ни к чему. Просто неважно и ненужно. Ведь он целовал тебя так восхитительно, глубоко, напористо, на грани с грубостью, балансируя на этом краю с немалой виртуозностью, чтобы чуть прикусить, и отступить там, где необходимо. Оторваться от губ и почти игриво куснуть за подбородок, опуститься ниже и снова укусить нежную шею, задержав на ней зубы, дав ощутить давящую остроту клыков.

И больно, и сладко…