Кормильцев. Космос как воспоминание

«Этот год я занимался не столько «Наутилусом», сколько другими вещами. Тот материал, над которым сейчас работают Бутусов с Умецким, написан еще осенью прошлого года. С трудом представляю, чем они занимаются. Приходится судить по конечному результату. Последний раз я их видел по телевизору. Это произвело на меня удручающее впечатление. Там сейчас все решают другие люди, московско-ленинградские, в основном не имеющие отношения к музыке».

Пока вокруг «Наутилуса» творилась страшная неразбериха, Кормильцеву подоспело заманчивое приглашение посетить Таджикистан. Бурно развивающийся роман со спелеологами носил условное название «пробить железный занавес». По инициативе руководителя свердловских спелеологов Александра Вишневского поэт созванивался с коллегами из Италии для согласования деталей научно-исследовательской экспедиции в СССР. По большому счету, это мероприятие происходило в обход всех госструктур и строилось на чистом энтузиазме участников. Это было именно то, за что и любил жизнь Илья Кормильцев.

Акция называлась «Самарканд-89» и планировалась Вишневским следующим образом: команда из двух десятков русских и итальянских искателей приключений вылетала из Москвы в Душанбе. Затем, неторопливо перемещаясь на перекладных в сторону афганской границы, они должны были разбить лагерь и начать исследование высокогорного пещерного комплекса, который позднее будет признан самым обширным и глубочайшим на всем Азиатском континенте.

В этом походе Кормильцеву, скажем честно, приходилось непросто. В отличие от работы в Ревде, Илья оказался здесь единственным переводчиком. Его ежедневная занятость равнялась 12–15 часам в сутки. Наряду со всеми участниками Илья жил в палатке, ночевал в спальном мешке, ел невкусные консервы. Как ответственный человек, таскал в горы тяжеленное снаряжение и транспортные мешки с продуктами. Закаленный подростковыми походами, потомок геологов несколько раз напрашивался спускаться и в сами пещеры. Хотя дальше передних залов строгие спелеологи его, не обладавшего спецподготовкой, не пускали.

Правда, удовлетворив любопытство и мужское самолюбие и выбравшись на белый свет, поэт изощренно и смачно ругался. По воспоминаниям участников похода, самое мягкое выражение в его устах звучало так: «В какое же говно вы все меня засунули?!» Затем начинал отряхивать прилипшую глину и громко смеяться.

Уже на старте экспедиции Кормильцев набрел в небольшом поселке Байсун на ветхий книжный магазинчик. Познакомившись с продавцом, Илья обнаружил в пыльной подсобке целый склад дефицитной интеллектуальной литературы, которую никто из местных не читал. Они почти не говорили по-русски, вели патриархальный образ жизни, и книги интересовали их исключительно на уровне школьных учебников.

В считаные минуты Кормильцев скупил столько книг, сколько смог унести из магазина вместе с друзьями. Основной находкой Илья считал огромный русско-таджикский словарь, выглядевший как очередной том Большой советской энциклопедии, которую он методично изучал еще в детстве.

Кормильцев, не желая расставаться с книгой, потащил ее с собой и в горный лагерь на высоту более 3000 метров. Там, обдуваемый всеми ветрами, в условиях высокой солнечной радиации, он садился в тень и начинал штудировать этот талмуд. Он был по-тихому счастлив и не обращал внимания на реакцию земляков, бурчавших между собой, что вместо этого кирпича умник мог бы прихватить несколько килограммов консервированной тушенки.

Вскоре, однако, соратники смогли оценить и положительные результаты очередного лингвистического штурма. Примерно через месяц Кормильцев мог общаться с пастухами в горах, а спустившись в долину, вести в кишлаках философские беседы с гостеприимными таджиками.

Сидя, поджав ноги, на уютном ковре, поэт пил чай, соблюдая местный этикет, и непринужденно разговаривал с хозяевами. Наблюдая такие сюрреалистические беседы, не только итальянские, но и русские партнеры впадали в ступор прямо за хлебосольным дастархоном. Как справедливо утверждал один из восточных мудрецов, «поместите художника в незнакомое место, и это место его разбудит».

Через несколько месяцев после поездки в Среднюю Азию команда Александра Вишневского совершила ответную экспедицию в итальянские пещеры. Правда, и на этот раз добираться пришлось достаточно долго — вначале самолетом до Москвы, затем поездом до Будапешта. Потом последовала пересадка до города Тревизо, где на вокзале их радостно встречали местные исследователи, одетые в одинаковые футболки, на которых огромными буквами была кириллицей написана любимая присказка русскоязычных покорителей глубин: «НИ В ПИЗДУ, НИ В КРАСНУЮ АРМИЮ». Нам неведомо, разъяснил ли наш толмач чужестранцам буквальный и метафизический смысл выражения.