Кормильцев. Космос как воспоминание

Сейчас нужен мощный романтический порыв, достигающий героики. Не находя себя в искусстве, люди выходят в жизнь, берут автомат, как Лимонов, например. Мощный же романтичный порыв требует самопожертвования, на которое способны немногие. Хочется трагической любви и трагической смерти.

Сергей Курехин

В загранпаспорте у Кормильцева уже стояла туристическая виза на двухлетнее пребывание в Англии. Теперь ему оставалась сущая мелочь — найти средства на проживание в одной из самых дорогих столиц мира. Хотя бы на некоторое время.

Так получилось, что последние месяцы он жил исключительно в долг. Книги «Ультра.Культуры» не доходили до прилавков, а гонорары за статьи были крохотные. Как писал Илья одному из издателей: «Вы, наверное, не представляете себе кошмар, в котором я живу — работаю, как лошадь, а зарабатываю, как осел... Просто нет времени ни на одну идею, которая не приносила бы аванс на следующей неделе».

В те дни поэт «Наутилуса» впервые предал огласке свои финансовые отношения с Бутусовым.

«Я получал от Славы деньги до 2000 года, — грустно признавался Кормильцев. — Затем у нас произошел конфликт, и деньги мне перечислять перестали. И Бутусов прекратил петь мои песни на два года. Затем мы сели за стол переговоров, нас устроили все условия сделки, и он опять начал исполнять мои песни. Но за последующие четыре года я ни копейки не получил... А Слава говорит, что все дела надо решать не через него, а через его менеджмент, администраторов и юристов. А их вполне устраивает бардак, творящийся в авторском праве».

Понимая бесперспективность этого диалога, Илья Валерьевич занялся «старинной русской забавой» — обзвоном друзей с просьбой одолжить денег. Как ни странно, отказов практически не было. Его приятели чувствовали, что грядущий отъезд в Англию — это не очередная поездка на книжную выставку, а нечто среднее между бегством и эмиграцией.

«В какой-то момент Илью начало душить безденежье, — вспоминает Александр Бисеров. — И то, что «Ультра.Культура» не давала никакого финансового выхлопа — это тоже было понятно. А у Кормильцева, с одной стороны, были «обязательства перед идеями», но жить в Москве надо на какие-то средства. И в воздухе витала тягостная неопределенность, которую мы все, к сожалению, решить были не в состоянии».

Как только Кормильцев почувствовал себя лучше, он собрался с силами и встретился с Андреем Суминым, который много лет оставался одной из финансовых опор Ильи. На этот раз они договорились закрыть последние документы, связанные с авторскими правами по «Наутилусу».

«Ходить нормально Кормильцев тогда уже не мог, — вспоминает Сумин. — Он не без труда влез в машину, и мы поехали подписывать доверенность. Бутусов пел песни на стихи Кормильцева, а авторских отчислений все не было. И отношения между ними переросли в открытую вражду. В итоге я кое-как дотащил Илью до нотариальной конторы, где он подписал документы, чтобы мой юрист мог решать вопросы в его отсутствие. Я знал, что на следующий день Кормильцеву надо уезжать из страны, и поэтому спросил: «Как ты там

будешь вообще?» А он ответил: «Как-то так», ничего конкретного не сказав. Возможно, и сам не знал».

Ночью перед отъездом Илья почти не спал. Несколько раз звонил Алесе в Лондон, уточняя детали маршрута Москва — Минск — Варшава — Лондон. Из дома Кормильцев не успевал вывезти часть мебели — начиная с кровати Каролины и заканчивая стареньким приемником Grundig с высохшими от времени колонками. На кухне валялись россыпи книг, на стене остались висеть круглые часы с перевернутыми цифрами и стрелками, идущими задом наперед.

«Перед отъездом мы с Кормильцевым сильно поспорили, — вспоминает Саша Касьяненко. — Илья выглядел очень уставшим и утверждал, что дальше ему в России оставаться бессмысленно. Мол, здесь уже ничего не будет. И добавил, что лучше раздавать билетики на метро в Лондоне, чем жить в Москве. А я возражал, что нужно что-то делать здесь, по крайней мере, нужно пытаться. Условно говоря, мне потребовалось еще семь лет, чтобы понять, что Кормильцев был полностью прав».

Утром в день отъезда Илью разбудил звонок в дверь. Хозяин привел на осмотр будущих квартирантов, среди которых была девушка в белой футболке. Кормильцев с недоумением посмотрел на гостей и даже изобразил легкое смущение: «У меня тут логово бомжа, а вы ко мне девушек водите!»

Вечером к нему заехали свердловские друзья — Леня Порохня вместе с супругой Леной Жильцовой.