Кормильцев. Космос как воспоминание

В паузах между чтением Корана главным развлечением Кормильцева был телефон. Он играл на нем в шахматы или ностальгически звонил по делам издательства. И когда ему принесли огромный счет, Илья Валерьевич повел себя странно и никак на него не отреагировал. В итоге телефонные расходы оплатили неожиданные Шура и Лева из «Би-2», которые по случаю оказались в Лондоне. Они встретились с Алесей в маленьком кафе, спросили: «Чем мы можем помочь?», печально посмотрели на цифры, печально дали деньги и печально ушли.

Тут необходимо отметить, что с первых дней пребывания в Лондоне у Кормильцева наступило время жесткого кризиса. Сбережений в семье не было, а деньги, взятые в долг, закончились крайне быстро. В итоге, когда дома сломался бойлер, квартира оказалась без тепла и горячей воды. Денег на починку не было, а гонораров едва хватало на еду для Каролины.

«Курица с пастой стоили очень дешево, — с грустью вспоминает Алеся. — Я умудрялась как-то выкручиваться, варила куриные ножки, крошила туда немного пасты, получался такой бульон, «баландабра»... Я, наверное, никогда больше не буду готовить это блюдо!»

В этот период толком не идентифицированная болезнь начала прогрессировать. Илья был уверен, что белорусская эпопея с раком успешно завершилась, а боль тем временем становилась невыносимой. Он громко стонал по ночам, но с невиданным упорством продолжал заниматься самолечением. «Никто не едет в Лондон на днях? — писал поэт в интернете в ноябре 2006 года. — Надо отвезти лекарства. Мне».

Сотни откликов были ему ответом. И неудивительно, что буквально через пару дней Кормильцеву передали обезболивающие лекарства и три тысячи фунтов от Андрея Сумина — в счет будущих роялти.

«Илья лечил себя сам — так, как считал нужным, — вспоминает Маньковская. — Когда знакомые передали капсулы, которые надо было колоть шприцем, я научилась делать ему уколы. Делала их два раза в день, утром и вечером».

В те моменты, когда боль отступала, Илья пытался вести в Интернете «живой журнал». Полемизировал с идеологическими противниками из движения «Наши», огрызался на негативные комменты и даже пытался шутить. Видя такую мощную интернет-активность, его пригласили прочитать лекции на гигантском фестивале в Эдинбурге, а также выступить в Лондоне на поэтическом вечере Exiled Writers.

Эту акцию организовывала член совета литературного объединения «Писатели в изгнании» Мириам Франк. Через Сашу Гунина она попросила Илью перевести часть стихотворений на английский, чтобы поэты, литераторы и переводчики могли участвовать в обсуждении его текстов.

Сделать английскую версию новых стихотворений оказалось не самой большой проблемой. Куда сложнее виделись для организаторов вопросы элементарной логистики, связанные с критическим состоянием поэта. Поскольку ходить Кормильцев уже не мог, его буквально затащили в такси и довезли до Poetry Café.

«Илья испытывал сильную боль, и на его спине была большая шишка, — вспоминает Мириам. — Он не мог ни ходить, ни стоять. Его отнесли по узкой лестнице в подвал, где происходила встреча, и положили на диван, прямо перед полным залом. Кормильцев читал стихи на русском, а я их озвучивала в переводе. После чтений состоялась дискуссия на темы российской политики, литературы и особенностей художественного перевода».

Со стороны акция выглядела изрядно психоделической, что называется, «на грани фола». Илья Валерьевич лежал на боку с листиками в руках, изредка подглядывал в написанные тексты и эмоционально нашептывал стихотворения. Чопорные англичане его завороженно слушали, ощущая в воздухе некую российскую обреченность.

Так случилось, что мне посчастливилось найти аудиозаписи этих чтений. Их с любовью зафиксировал и перевел в цифровой формат «агент влияния» Саша Гунин, сумев сохранить эти артефакты для потомков.

Среди десятка поэтических произведений Илья исполнил в Poetry Café пронзительное стихотворение «Ножницы»: «Люди с ножницами, любители символической кастрации, / Завистливые импотенты, хозяева трусливых маленьких гильотин, / Вам не хватило смелости сразу отрезать мне голову. / Рано или поздно наступит время расплаты за педагогические ошибки...»

Примерно в те же дни больному поэту позвонил из Москвы Саша Орлов, который возвращался вечером на электричке домой.

«В вагон зашли двое парней с гитарой, в монашеском одеянии, в клобуках, с ящичком для пожертвований, — вспоминает Орлов. — Они запели “С причала рыбачил апостол Андрей”, и народ начал доставать деньги. Я набрал номер Кормильцева: “Хочешь послушать?” Он выслушал и засмеялся: “Ну, теперь можно и умирать”».

Больница для ангелов