Корни

Мальчуган показал пальцем на барана — тот уже мчался по снегу, обегая поле близящейся битвы, — захлопал в ладоши и радостно засмеялся. Дед его тоже улыбнулся. Когда они входили во двор, он смотрел на жизнь с ее печальной стороны, а сейчас вдруг взглянул с радостной и тоже захлопал в ладоши вместе с внуком. Под общие овации баран еще стремительнее понесся по двору, время от времени бросая свирепые взгляды в сторону противника, трусливо укрывшегося за спинами зрителей. Дачо к этому времени успокоился. Кровь отлила к рукам, и они снова стали красными и очень сильными. Набрякнув кровью, они отяжелели, напомнив Дачо, по какому делу он пришел к братану.

— Братан, — сказал Дачо, — давай начинать! Так ведь можно и до вечера просидеть.

— Давай, — бросил Спас и поднялся со ступеньки лестницы… Взглянув на гостей, он увидел радость ребенка и радость деда — она давно не появлялась на этом печальном широком лице. И поборов жалость, сказал: — Братеник, ты ко мне по делу или так?..

Крыстю обернулся, радость в его синих, опухших глазах тотчас погасла — он снова увидел жизнь с ее печальной стороны.

— Да какие могут быть дела? — сказал он. — Вот вышел прогуляться с мальчонкой, пошел в твою сторону, хотел с тобой повидаться и ослика твоего малышу показать. Давно я у тебя не был.

Дачо молчал. Ребенок хлопал вошедшему в раж барану. Спас понимал, что он не может отменить своего решения, тем более в собственном доме, где он всегда был хозяином своего слова. И чтобы напомнить себе об этом, он пощупал торчавшую сзади, под шерстяной фуфайкой, рукоятку заткнутого за пояс фамильного ножа. Нащупав нож, Спас сказал:

— Ты меня прости, братеник, но тебе придется ненадолго зайти с мальчонкой в дом. Там натоплено. У нас с Дачо тут дело есть. — Он не сказал, какое именно дело, но Крыстю понял это по движению его руки. — Так что вы с внуком идите. А когда мы кончим, я запрягу осла в санки и покатаю тебя и мальчонку, пусть порадуется.

Крыстю посмотрел на внука. Баран все еще мчался по кругу. Ему нравилось это маленькое человеческое существо, которое хлопало в ладоши, призывая его противника вступить в битву. Он даже прервал бег, остановился возле проволочной сетки и засмеялся, глядя на мальчика. И мальчик засмеялся и сказал барану на своем тайном языке, как тот ему нравится, как он его любит и что он никогда еще не встречал такого веселого, игривого животного. И баран ответил, что никогда еще не встречал такого веселого, хлопающего в ладоши маленького человеческого существа и, если сейчас выйдет противник, он сумеет показать, что значит настоящая битва.

Но Крыстю взял мальчугана за руку и объяснил ему словами и жестами, что у взрослых дядь есть кой-какие дела, а освободившись, они покатают его на санках, запряженных осликом — вот с такими длинными ушами (Крыстю показал, какие длинные у ослика уши), на ослике, который к тому же любит мятные конфеты. Малышу пришлось последовать за уводящей его со двора крепкой мужской рукой, за отвлекавшими его словами и жестами, но он не отрывал взгляда от барана, который становился все меньше и меньше, до тех пор пока на его месте не возникла, заслонив собой все, большая синяя дверь.

Дачо вздохнул и пошел за Спасом. Спас уверенно открыл ведущую во двор калитку и, расставив ноги, остановился напротив барана. Животное подошло к человеку, стоявшему напротив него на расставленных ногах, человеку, который давал ему есть, железной рукой чесал ему затылок и говорил мужественные и ласковые слова. Он чувствовал силу этого человека, хотя лицо его всегда было спокойным и кровь никогда не ударяла ему в голову. И он потянулся рогами к руке человека, чтобы почувствовать на затылке прикосновение его ласковых железных пальцев. Потянулся и тут же почувствовал присутствие железа. Но в запахе этого железа было что-то устрашающее, чуть не заставившее его отпрянуть. Баран считал себя неустрашимым, он никогда еще не отступал и потому еще ниже пригнул витые рога и сунул их в руки человека. Спас с молниеносной быстротой оплел их крепкой веревкой и крикнул:

— Дачо, скорее! Хватай!

Дачо бросился и схватил сильными красными руками задние ноги барана. Животное отчаянно брыкалось, но Спас тащил его к столбу, а Дачо подталкивал, держа брыкающиеся задние ноги, как рукоятки тачки. Баран страшно заблеял, и овцы заблеяли, и маленькие ягнятки заблеяли всею своей кровью — у них еще не прорезались овечьи голоса, и они сами не подозревали, что голоса эти прорежутся. Двое мужиков долго бились с бараном, пока не подтащили его к навесу. Потом Спас крепко прикрутил бараньи рога к опорному столбу, и баран остался лоб в лоб с долгожданным противником.

— Не выпускай! — крикнул Спас. — Держи крепко!