Корни

— Не будет по-вашему! — возмущенно крикнул Лесовик, выйдя из себя. — Не дам я вам помереть незрячими, погрязшими в невежестве и суеверии! Не для того мы сражались, гнили в застенках и партизанили, чтобы теперь не просвещать свой народ, не открывать ему глаза на новую светлую жизнь! Люди в космос полетели, скоро на Луну и Юпитер ступят, а вы в церковь ходите, свечи ставите… Кого вы ждете? А?!

— Никого не ждем, — сказала спокойно бабка Черна, мать Ивана Стоянова. — Никого мы не ждем, Лесовик. Раньше ждали батюшку, чтобы он начал и кончил службу, а теперь никого не ждем и в церкви сами моем и убираем…

— Вот те крест, сами, — прервала ее бабка Ралка — Ивана Пенчова, — и пыль вытираем с престола и с алтаря, чтоб коллективная собственность не пришла в запустение. По очереди ходим исполнять свой долг. Ты б посмотрел, как все внутри сияет, будто новое. Такой церкви ни в одном другом селе нету.

— Нету! — подтвердили бабки хором и гордо вытерли рты черными платочками.

— Знаю я, кого вы ждете, кому вы молитесь, — сказал Лесовик, будто не слышал их слов. — Господа бога ждете, ему молитесь! Только бога нет, истинную правду вам говорю!

Старухи заморгали, почувствовав, что сейчас-то и начнется генеральное сражение.

— Откуда ты знаешь, Лесовик? — спросила бабка Анна Гунчовская.

— Знаю! — подскочил Лесовик. — Наукой доказано! Весь мир это знает, все прогрессивное человечество. Религия — пережиток, ее выдумали, она опиум для народа, современная наука ее отметает в общем и частном, как… ан-ти-на-уч-ну-ю! — Он выделил последнее слово, радуясь про себя своей находчивости.

— Слушай, Лесовик, — миролюбиво сказала бабка Велика Йорданчина, — с каких это пор ты разбираешься в науке?

— Разбираюсь! — ответил он, блеснув глазами. — Читаю, самообразовываюсь, пытаюсь разобраться во всем новом. А вам бы только попов слушать…

— Да не хотим мы их слушать. Мы же сказали, что поп нам не нужен! — снова загалдели старухи.

— Послушай, Лесовик, — сказала Анна Гунчовская, — может, бога и нет. А может, и есть. Никто его не видел и точно сказать не может. Ты, например, видел?

— Нет, не видел, — ответил он. — Потому и утверждаю, что его нет.

— А раз не видел, нечего и утверждать! — возмущенно закричала Анна Гунчовская. — Я тебе говорю, что есть!

— А могу я поинтересоваться, где он? — ехидно спросил Лесовик.

— Везде, — сказала Анна Гунчовская, — никто не знает, когда он является и когда исчезает. Может, аист, что столько лет воевал с причетником, тоже бог. Никто этого не знает. Или муха, вот там на стекле, — бог… Сидит и слушает, о чем мы здесь с тобой препираемся… А стекло-то грязное… Если вам в клубе окна помыть некому, так хоть бы меня позвали, я бы здесь чистоту навела… кричишь, будто бога нет, и несешь разную околесицу, да еще вдобавок батюшку навязываешь.

— Никакого батюшки я вам не навязываю! — заорал Лесовик. — Только его мне не хватало!

— То-то же, то-то же! — закивали успокоенно старухи.

— Не приглашай ты к нам батюшку, Лесовик, — добавила Петра Кустовская. — Мы и сами, без него, управляемся. Подметаем, пыль стираем. Если хочешь, мы и клуб можем убирать, все по очереди. Посмотри, как нас, старух, много!

— Много нас! — подтвердила бабка Дамяница, маленькая старушка с живыми добрыми глазками и носиком пуговкой, как у ребятенка. — Мы со всем управимся. Мы уже новые льняные рубахи приготовили для погребения. Раз наука того требует, мы сами друг дружку, без батюшки, хоронить будем. С отпеванием, без отпевания — все едино!

— Конечно, сами, — оказала бабка Ралка, Ивана Пенчова. — Дачо сколотит каждой по кресту, а там, может, кто и придет навестить, цветы посадить на могилку. Мы ведь уже в последний путь собираемся… Ты уж, Лесовик, с дороги нас не сбивай этой своей наукой!

— Да я вас и не сбиваю, — пробормотал партсекретарь, впав в полное уныние. — Я вам говорю как человек прогрессивный, добра вам желаю…

— Что касается добра, мы тебе тоже добра желаем, — сказала бабка Велика Йорданчина. Мы же тебя от твоего клуба не отваживаем. Даже помощь хотим оказать — вроде как наряд выполнить, будем по очереди приходить и убираться. Ты содержи в порядке клуб, а мы — церковь! Что ты против нее имеешь? Стоит она на самом высоком месте, село наше украшает. Даже аист свил гнездо на куполе, под крестом. Чем она тебе мешает?

— Не мне она мешает, — простонал Лесовик. — Человечеству она мешает. Это вопрос принципиальный…

— Может, и принципиальный, — вмешалась бабка Анна Гунчовская, — но наш вопрос тоже принципиальный, а раз принципиальный, значит, положительный. Верно я говорю, Лесовик?

— Ох, — выдохнул Лесовик, — а я-то! Взялся вас просвещать! Хотел приобщить к науке и знаниям, глаза открыть на грядущий мир во всем его истинном свете, чтоб вы жизни радовались, как свободные люди.

— Так мы же и радуемся, — возразила все так же примирительно бабка Велика Йорданчина. — Вот и ты возьми порадуйся. Сам увидишь, как на душе полегчает.