Корни

В это время запел дед Стефан. Песня вылетела из его охрипшего горла и принялась рассказывать о гайдуке, о том, как шел он по лесу и песню пел — куда идет, как будет биться с турками, а потом вернется к своей милой… А если не вернется, то пусть она ищет его белые косточки в зеленом лесу… Лес слушал его и плакал горючими слезами… Когда дед Стефан кончил, то голоса у него не осталось, остались лишь пропетые слова, а сам он вконец охрип.

Заговорили о песнях, вспомнили, как раньше на посиделках учитель Димов играл на скрипке, какие устраивали утренники и вечеринки, свадьбы и посиделки, и за разговорами не заметили, как неочищенных початков становилось все меньше и меньше. К этому времени Улах забыл, что именно он обещал сыграть Лесовику, и страшно испугался. Если он подаст знак, то что же начинать — «Шумит Марица» или «Интернационал»? Он спросил глазами свое семейство, но ему ничего не смогли с уверенностью ответить. Улах еще больше запутался. Он нащупал у себя за спиной завернутый в мешковину кларнет, но тот лежал себе спокойненько и помалкивал. «Хорошо, — подумал он, — что же мне делать? Ведь один марш ему нравится, а другой нет…» Улах отчасти был посвящен в исторические и социальные перемены. Он знал, что наступило время коллектива. Объяснил он их и своей семье, на ее же собственном примере. Но как все эти перемены связать с музыкальными произведениями, Улах не знал. Он умел играть целых два марша — оба с множеством завитушек. В определенных местах его кларнет верещал — возможно, несколько излишне игриво, но зато очень приятно, — а потом подхватывал и продолжал мелодию. Улах вспотел от страха, ему мерещились некие неясные выводы, и горло будто стянуло петлей.

В это время Лесовик, подсев к одной из кукурузных груд, чистил початки. Тут же сидел Председатель. Он пользовался этим мероприятием, чтобы лишний раз поделиться своим беспокойством о сложившемся положении и собрать мнения и идеи относительно того, как его выправить.

— Вот если бы нефть у нас забила фонтаном… — продолжал он развивать свою мысль. — Сидим мы с вами, чистим кукурузу, вдруг прибегает кто-нибудь и, запыхавшись, сообщает: «Геологи открыли нефть неподалеку от Голого холма!..»

Крестьяне молчали и внимательно слушали.

— …Или, скажем, на Кудрявом холме обнаружили золотые россыпи, — добавил он и поискал рядом с собой какую-нибудь надежду, восторг или хотя бы поддержку, но люди просто чистили кукурузу, слушали внимательно и моргали через равные интервалы…

Лесовик заметил:

— Давайте-ка лучше уповать на собственное трудолюбие, да и геологи ни нефти, ни золота здесь не откроют.

— И в Плевенском округе тоже только на себя уповали, — возразил Председатель, досадуя на то, что его прервали, — а как забила фонтаном нефть, попробуй останови! Природный газ тоже может забить!..

— Что бы ни забило, — возразил Лесовик, — нашему хозяйству все равно от этого не легче. Природные ресурсы разрабатывает государство, нам ничего не перепадет.

— Согласен. И все же приедут строители, молодые энтузиасты, им понадобится жилье — построим жилые корпуса, откроем магазины, приобщимся к кипучей современной жизни. На территории нашего села будут рождаться дети, снова откроем школу, а может, еще одну придется строить. Будет у нас футбольная команда, в каждом доме по телевизору с большой антенной, которая все ловит…

— Нет таких антенн, которые бы все ловили, — заметил Спас. — Эти, большие, ловят только Белград и Бухарест.

— А ты не суйся, — прервал его недовольный Председатель. — Наперед известно, что ты скажешь.

— Пусть говорит, — вмешался Гунчев, — может же человек высказаться, для того ему и язык дан, чтобы высказываться. — Он попытался поймать взгляд Американца, но понял, что друг его занят совсем другими мыслями, Гунчев добавил: — Что касается телевизоров, может, и сбудется, а насчет нефти сомневаюсь.

— И я, — сказал Спас. — Никакой нефти в наших краях нет. Будь здесь нефть, ее давно бы начали разведывать. Всё кто-нибудь да объявился бы. У нас, Председатель, никто никогда и геологов-то не видел.

— Может, и не видел, — резко возразил Председатель, — но увидит. Стоит геологам пронюхать про залежи, и от них отбоя не будет. Село наше прогремит не только на всю страну, но и за ее пределами.

— Не знаю, прогремит ли, — снова вмешался Гунчев. — Но за рубежом, если ты говоришь о загранице, и сейчас нас знают. Сколько там наших огородников — о-хо-хо!

— Что касается нефти, то и мне что-то не верится, — сказал Дачо. — Вот если бы мы построили лесопилку. Сейчас древесина в цене.

— Для лесопилки у нас нет дерева, — нахмурился Лесовик. — Тебе, Дачо, все древесину подавай, будто не знаешь, какие гнилушки приходится пилить. Сколько приводных ремней испортил.

— Я не виноват, что они выходят из строя, — обиделся Дачо. — Вы же мне возите гнилую иву, всю в дуплах да трещинах. При такой древесине и не то выйдет из строя. Вы привезите сосновые бревна, тогда посмотрим, выйдет что-нибудь из строя или нет. А то одни только вяз да ива.