Корни

— Имеет, — согласился Спас. — Каждый сон что-то означает, но это целая наука, а не суеверие. Я по этому вопросу читал. Все, что ты видел днем, внутри тебя перемалывается и во сне снова приобретает видимость.

— Да я давно уже не видел и не слышал никакой совы, — возразил Дачо.

— Просто ты до сих пор ее не замечал, — ответил Спас усмехаясь и указал глазами на жену Дачо.

Все рассмеялись, только Дачо и его жена не поняли причины общего веселья, но на всякий случай обиделись и примолкли.

В это время прибежал запыхавшийся Бе-же-де, вытирая затылок большим клетчатым платком. Он сел на оглоблю и заговорил, хватая ртом воздух:

— Проснулся я… посередь ночи… смотрю, а село все в огнях. Ну, думаю, мобилизацию объявили… или атомная война началась… Всю дорогу до вас бежал… А тут — вон какое дело!…

— Ты, Бе-же-де, когда-нибудь от любопытства разрыв сердца получишь, — подал с брички голос дед Стефан. — А если поезд сейчас придет, кто ему даст отправление?

— Никакой поезд не придет… Первый должен проследовать по первому пути только в ноль пять, — сказал Бе-же-де.

— А по второму? — ехидно спросил Спас.

— А по второму, когда его проложат, мы тебя отправим, вперед ногами, — огрызнулся Бе-же-де, — вместе с твоим проклятым казанлыкским ослом!

— Люди рожают, а он смерть предрекает. Еще одна сова объявилась!

Снова все засмеялись.

— Да перестаньте вы гоготать, бесстыжие! — зычным голосом крикнула с порога бабка Анна Гунчовская.

Из дома доносились короткие, частые крики роженицы. Недьо бросился на крик, но бабка Анна Гунчовская вернула его обратно. Председатель хотел взглянуть на часы — часов не оказалось. Зато в кармане всей тяжестью тянул револьвер. «Ох, и чего я притащил сюда эту железяку? А часы впопыхах забыл, — сокрушенно подумал он. — Родит, а мы и знать не будем, в котором часу». Крики повторились и стихли. Люди во дворе прислушались. Но тут вдруг загремела жестяная крыша, засвистела-загудела дымовая труба. Налетел откуда ни возьмись южняк, закачал черные ветки деревьев, со стуком распахнул ворота и калитки. Со двора было слышно, как завывает он на перевале. Если бы лежал снег, он бы в два счета с ним разделался. Каждый подумал, что следом за южняком завтра может нагрянуть северняк и накрыть село новым снежным башлыком. Только Недьо не думал ни о южном, ни о северном ветре. Он присел на перевернутую корзину из-под половы и вздохнул:

— Как бы не померла, родимая!

— Не помрет, — уверенно сказал Спас. — Уж ты мне поверь. Родит, не помрет.

— Не помрет, — подхватил Лесовик.

— Не помрет, — решительно заявил Председатель, и тогда все, бывшие во дворе, подтвердили:

— Не по-мрет!..

Недьо вздрогнул, услыхав так много голосов, огляделся и увидел множество лиц.

— Боже-господи! — сказал он.

Генерал, который молча стоял, облокотись на тележную грядку, расстегнул шинель. Ему стало жарко. Он знал, что непременно опишет эту ветреную томительную ночь, и ему даже показалось, что он уже начал писать, — ему порой трудно было провести грань между реальностью и тем, что уже перешло на страницы. «Да, — записал Генерал мысленно, — люди способны все выдержать. Жизнь течет независимо ни от каких неурядиц и превратностей. Она сильнее всех бед и устремлена вперед — ввысь и вширь… Что-то схематично получается, — отметил он про себя, — как в какой-то статье. Но ведь и в статьях тоже отражается наша жизнь…» И он не стал приходить в расстройство, а продолжал мысленно писать.

— Ну ладно, — сказал Дачо, прервав общее молчание. — А как мы ребенка назовем?

— Если родится девочка, назовем ее так же, как зовут наше село, — предложил Гунчев, и его красивые женские глаза просветлели. — Очень даже будет неплохо.

— Мальчик родится, — уверенно сказал Йордан Брадобрей.

— Откуда ты знаешь? — спросил Лесовик.

— Знаю. У Недьо только парни родятся…

— А у Зорьки только девки, — перебил его Бе-же-де. — Девка будет.

Заспорили — парень или девка. В это время пришел Улах со своим завернутым в мешковину кларнетом. Он шмыгнул в ворота и пробрался в темный угол двора — подальше от Лесовика.

— Да парень будет! — уверенно крикнул дед Стефан с брички… — Давайте думать, как его назовем.

Председатель опять было сунул руку за часами, но, задержав ее на полпути, почесал в затылке.

— У меня есть идея, — сказал он. — Если будет мальчик, назовем его Димитром — в честь самого старого в селе человека, который недавно умер, — Димитра Столетника. Пусть носит его имя и живет до ста лет.

Крестьяне молчали. Думали, обдумывали и решили, что вовсе это не плохо: назвать новорожденного, если это будет девочка, в честь села, а если мальчик — в честь деда Димитра Столетника. К тому же дети Недьо и Зорьки уже разобрали имена всех бабушек и дедушек, и семейная традиция была соблюдена. Да и, признаться, брак этот был особым, и каждый чувствовал, что он лично к нему причастен.

— Я считаю, что каждый из нас к этому делу причастен, — сказал Лесовик, — оно наше общее, кровное, коллективное, если хотите, государственное даже. Нам, значит, и решать. Предлагаю даже провести открытое голосование… Кто согласен?