Король былого и грядущего

Замок Блиант окружал замечательный ров, превращавший его практически в остров. Попасть в замок можно было лишь лодкой с барбакана, стоявшего по другую сторону рва, сам же замок, помимо стен, окружала волшебная ограда из железа, вероятно представлявшая собою род cheval de frise. Десять рыцарей были назначены в услужение Ланселоту и двадцать дам – Элейне.

Элейна была вне себя от счастья.

– Мы назовем его Островом Радости, – сказала она. – И будем здесь счастливы. И знаешь, Ланс, – он морщился, когда она прибегала к этому имени, – мне хочется, чтобы ты предавался своим любимым занятиям. Мы непременно должны устраивать турниры, охотиться с соколом, да мало ли что еще. Ты должен приглашать людей погостить, чтобы у нас было общество. Обещаю, что я не буду тебя ревновать, Ланс, или мешаться в твои дела. Ты не думаешь, что счастье может нам улыбнуться, если мы будем осмотрительны? Как по-твоему, Остров Радости – хорошее название?

Ланселот откашлялся и сказал:

– Да, название чудесное.

– Нужно будет сделать тебе новый щит, чтобы ты мог выходить на турниры неузнанным. Какое изображение ты бы хотел на него поместить?

– Какое угодно, – сказал Ланселот. – Мы устроим это попозже.

– Кавалер Мальфет. Какое романтическое имя! А что оно означает?

– Оно может значить многое. Одно из значений – Уродливый Рыцарь, другое – Рыцарь, Совершивший Проступок.

Он не стал объяснять ей, что оно может означать и Рыцаря С Дурною Звездой – Рыцаря, Над Коим Тяготеет Проклятие.

– Я не считаю, что ты уродлив – или совершил какое-то зло.

Ланселот сделал над собой усилие и промолчал. По его понятиям, оставаться с Элейной ради того, чтобы иметь в дальнейшем возможность поплакаться на свою несчастную долю, равно как и разыгрывать Великое Самоотречение, было бы в высшей степени бесчестно, но, с другой стороны, и притворство представлялось ему пустым занятием.

– Это оттого, что ты душка, – сказал он и поцеловал ее торопливо и неловко, чтобы скрыть фальшь, прозвучавшую в этом слове.

Но Элейна уловила ее.

– Ты сможешь сам заниматься воспитанием Галахада, – сказала она. – Ты сможешь научить его всем твоим приемам, чтобы он, когда вырастет, стал величайшим из рыцарей мира.

Он поцеловал ее снова. «Если мы будем осторожны», – сказала она, и она старалась быть осторожной. Он испытывал жалость к ней за эти старания и благодарность – за благородство ее души. Он походил на рассеянного человека, делающего два дела зараз – одно очень важное, другое совсем пустяковое. Важное он почитал своим долгом. Но быть любимым всегда стеснительно. А из-за того, что он о себе думал, принимать смирение Элейны ему было и вовсе неловко.

Утром того дня, когда им предстояло отправиться в Замок Блиант, Ланселота остановил в Главной зале новопосвященный рыцарь, сэр Кастор. Ему было всего лишь семнадцать лет.

– Я знаю, что вы называете себя Рыцарем, Совершившим Проступок, – сказал сэр Кастор, – но мне все же сдается, что вы сэр Ланселот. Я прав?

Ланселот взял мальчика за руку.

– Сэр Кастор, – сказал он, – вы полагаете, что это рыцарский вопрос? Пусть даже имя мое и сэр Ланселот, и я лишь называю себя Кавалером Мальфет, – не думаете ли вы, что у меня на то могут быть некие причины, к коим джентльмену высокого рода должно относиться с почтением?

Сэр Кастор залился краской и встал на одно колено.

– Я никому не обмолвлюсь, – сказал он.

И не обмолвился.

23

Весна наступала медленно, новые обитатели обжились в замке, и Элейна устроила для своего кавалера турнир. Победителя ожидала награда – красавица-девица и ловчий сокол.

Пять сотен рыцарей собрались со всех концов королевства для участия в турнире, но Кавалер Мальфет со своего рода равнодушной безжалостностью сражал всякого, кто вставал против него, и турнир провалился. Рыцари разъехались, недоумевающие и напуганные. Ни единый человек не лишился жизни – Кавалер с полным безразличием отпускал противника, едва повергнув его наземь, не было также произнесено ни единого слова, во всяком случае самим Кавалером. Побежденные и ободранные рыцари, не дожидаясь веселого пиршества, обыкновенно происходившего вечером после турнира, разъехались по домам, гадая дорогою, кто таков этот неразговорчивый победитель, и обмениваясь суеверными домыслами. Элейна, продолжавшая отважно улыбаться, пока не уехал последний из рыцарей, ушла к себе в покои и там выплакалась. Потом она вытерла глаза и отправилась на поиски своего господина. Он исчез, едва закончились поединки, ибо у него появилась привычка на закате куда-то уходить в одиночестве, а куда, она не знала.

Она нашла его на укреплениях, залитых золотистым огнем. Их тени и тени зубчатой башни, на которой они стояли, и призрачные тени пылающих древес тянулись по парковым землям широкими фиолетовыми полосами. Отчаянные глаза Ланселота смотрели туда, где, скрытый за далью, лежал Камелот. Перед Ланселотом стоял, прислоненный к стене, его новый щит с анонимной эмблемой. Эмблема изображала серебряную даму на черненом поле и рыцаря, преклонившего пред ней колени.