Король былого и грядущего

– Так, а я их гораздо сильнее. Стоило мне подобраться поближе к любой из моих сестер, как она обеими руками хваталась за косички и прожигала меня гневным взглядом насквозь.

Королева рассмеялась:

– Хорошо, что я не из твоих сестер.

– О, твоих волос я бы не тронул. Они слишком прекрасны. С ними я обошелся бы совсем по-другому.

– Как же?

– Я бы… ну, наверное, я бы укрылся ими, свернулся в клубок, как лесная соня, и уснул. Я бы с радостью проделал это прямо сейчас.

– Сначала придется их расчесать.

– Дженни, – внезапно спросил он, – как ты думаешь, долго это продлится?

– О чем ты?

– Гарет только что приходил ко мне, хотел предупредить, что Артур уехал намеренно, желая расставить нам западню, и что Мордред с Агравейном вознамерились нас поймать.

– Артур никогда такого не сделает.

– Вот и я ему так сказал.

– Если только его не заставят, – задумчиво добавила она.

– Как бы они его заставили, не понимаю?

Королева отвлеклась в сторону:

– Какой все-таки Гарет славный – надо же, пошел против братьев.

– Знаешь, по-моему, он один из самых славных людей при дворе. Гавейн благороден, но слишком вспыльчив и злопамятен.

– Он человек верный.

– Да, Артур часто повторяет, что, если ты не из Оркнейцев, тебе есть чего бояться, а если из них – считай, тебе повезло. Конечно, дерутся они, как коты, но на самом-то деле обожают друг друга. Это клан.

Мысли Королевы, пройдя стороной, описали круг и вернулись в исходную точку.

– Ланс, – встревоженно спросила она, – как ты думаешь, не могли они вынудить Короля?

– Что ты имеешь в виду?

– У Артура так развито чувство справедливости.

– Я тоже думал об этом.

– И тот разговор на прошлой неделе. По-моему, он пытался нас предупредить. Постой! Ты ничего не слышал?

– Нет.

– Мне почудился какой-то шорох за дверью.

– Пойду взгляну.

Он подошел к двери и распахнул ее, но за ней было пусто.

– Ложная тревога.

– Тогда запри ее.

Ланселот запер дверь на засов – массивный дубовый брусок шириною в пять дюймов, глубоко сидевший в особом пазу, проделанном в толстой стене. Вернувшись к свету, он разделил сияющие волосы на пряди и принялся быстро их заплетать. Руки его порхали, как ткацкие челноки.

– Нервничать глупо, – заметил он.

Гвиневера, однако, продолжала размышлять и ответила ему вопросом:

– Ты помнишь Тристрама с Изольдой?

– Конечно.

– Тристрам спал с женой Короля Марка, и Король убил его за это.

– Тристрам был недотепой.

– А мне он казался милым.

– Это ему от тебя и требовалось. И все же он был корнуолльским рыцарем и ничем не отличался от них.

– Но его называли вторым среди рыцарей мира. Сэр Ланселот, сэр Тристрам, сэр Ламорак…

– Обычная болтовня.

– Но почему ты считаешь его недотепой? – спросила она.

– Ну, это длинный разговор. Ты ведь не помнишь, каково было рыцарство перед тем, как Артур основал Круглый Стол, а потому и не знаешь, за какого гениального человека тебе посчастливилось выйти замуж. Тебе незаметна разница между Тристрамом и – ну, скажем, Гаретом.

– И какая же между ними разница?

– В прежнее время каждый рыцарь стоял сам за себя. Люди бывалые, хоть тот же сэр Брюс Безжалостный, мало чем отличались от настоящих бандитов. Доспехи делали их неуязвимыми, они это знали, – вот и творили что хотели. Резали кого ни попадя и блудили как заблагорассудится. Поэтому, когда Артур взошел на трон, они изрядно прогневались. Он, понимаешь ли, верил в Добро и Зло.

– Он и поныне в них верит.

– По счастью, у него имелся еще и твердый характер, не одни только идеи. Ему понадобилось лет пять примерно, чтобы утвердить эти идеи, а сводились они к тому, что человек должен быть добр. Пожалуй, я одним из первых перенял у него эту мысль, а поскольку я был еще юн, он сделал ее частью моего существа. Обо мне всегда говорят, что я рыцарь добрый – ну просто само совершенство, да только я-то тут ни при чем. Это все идеи Артура. Именно этих качеств он ждал от младшего поколения, от Гарета, скажем, а теперь они вошли в моду. И привели в итоге к поискам Грааля.

– Но Тристрам-то почему недотепа?

– Да уж таким уродился. Артур называет его буффоном. Он жил в Корнуолле, Артурово воспитание его миновало, но веянья моды он ухватил. У него бродили в голове какие-то путаные представления о том, что знаменитому рыцарю следует быть добрым, и он всю жизнь бросался из стороны в сторону, норовя подстроиться под моду, но толком не понимая ее и не чувствуя. Вроде нерадивого ученика – списывает, но не понимает. Настоящей-то доброты в нем и на йоту не было. С женой он себя вел отвратительно, бедного старика Паломида вечно изводил, не позволяя ему забыть, что он всего-навсего черномазый, и с Королем Марком обходился самым постыдным образом. Корнуолльские рыцари принадлежат к Древнему Люду, и в душе они всегда питали враждебность к идеям Артура, даже если отчасти их и усваивали.

– Как Агравейн.