Король былого и грядущего

– Это означает «прощай».

Он поцеловал ее руку, поскольку был в доспехах и грязь вперемешку с кровью покрывала металл. Оба одновременно подумали о тринадцати, ждущих снаружи.

– Мне бы хотелось, чтобы ты взял у меня что-нибудь, Ланс, и дал мне что-нибудь свое. Давай обменяемся кольцами.

Они обменялись кольцами.

– Бог да пребудет с моим кольцом, – сказала она, – как я с ним пребуду.

Ланселот повернулся и направился к двери. Снаружи кричали:

– Выходи из Королевиной спальни!

– Изменник Королю!

– Открывай дверь!

Они старались наделать побольше шума, чтобы вызвать скандал. Ланселот встал к источнику шума лицом, расставил ноги и ответил им на языке чести:

– Оставьте этот шум, сэр Мордред, и примите мой совет. Ступайте прочь от дверей этого покоя и не поднимайте такого крика, и не занимайтесь больше наветами. И если вы разойдетесь и перестанете шуметь, я завтра утром предстану перед Королем, и тогда мы посмотрим, который из вас – или, может быть, все вы – осмелится обвинить меня в измене.

И там я отвечу вам так, как надлежит рыцарю, что сюда я пришел не со злым умыслом; и это я там докажу и внушу, как должно, моими собственными руками.

– Тьфу на тебя, предатель! – прокричал Мордред. – Мы все равно захватим тебя, несмотря на твое бахвальство, и убьем тебя, если захотим.

Другой голос проорал:

– И знай, что мы от Короля Артура получили право выбора: убить нам тебя или помиловать.

Ланселот опустил забрало на затененное лицо и острием меча сдвинул засов. За распахнувшейся с грохотом крепкой деревянной дверью обнаружился узкий проход, забитый железными фигурами и мечущимся пламенем факелов.

– Ах, сэры, – зловеще произнес Ланселот, – а другого благословения нету на вас? Тогда держитесь.

8

Спустя неделю клан Гавейна собрался в Судебной зале.

При дневном освещении комната выглядела иной, поскольку окна теперь занавешены не были. Она больше не походила на ящик, лишившись отчасти обманчивой и угрожающей ровности всех четырех стен, которая превращала ее в подобие гобеленовой западни, вроде той, что соблазнила рапиру Гамлета на поиски крыс. Свет послеполуденного солнца вливался в створчатые окна, расцвечивая тканый рассказ о Вирсавии, сидевшей, выпятив чету округлых грудей, в ванне, установленной на зубчатой стене замка, который казался сложенным из игрушечных детских кирпичиков; ярким пятном выделяя Давида на ближайшей к ней крыше – бородатого, в короне и с арфой; зыблясь на сотнях коней, копий, торчавших все в одну сторону, доспехов и шлемов, рябивших в сцене битвы, ставшей для Урии последней. Сам Урия, напоминая неопытного ныряльщика, валился с коня, получив от вражеского рыцаря удар мечом, застрявшим в области диафрагмы. Меч, дойдя до середины тела, развалил несчастного надвое, и из раны обильно извергались пугающе реалистические вермильоновые черви, по всей видимости изображавшие Уриевы кишки.

Гавейн угрюмо сидел на одной из поставленных для просителей боковых скамеек, скрестив руки и затылком прислонясь к гобелену. Гахерис, присев на длинный стол, возился с кожаным плетением соколиного клобучка. Он пытался поменять местами стягивающие клобучок ремешки, чтобы тот садился плотнее, и, поскольку плетение было сложным, запутался. Рядом с ним стоял Гарет, испытывавший острое желание отобрать у брата клобучок, ибо был уверен, что сможет поправить дело. Мордред, с белым лицом и рукою в повязке люлькой, стоял, прислонясь, в амбразуре одного из окон и смотрел наружу. Его все еще мучила боль.

– Это надо в прорезь продеть, – сказал Гарет.

– Знаю, знаю. Я хочу сначала просунуть вот этот.

– Дай я попробую.

– Погоди минуту. Прошел.

Мордред сказал от окна:

– Палач готов начать.

– Угу.

– Жестокая ее ожидает смерть, – сказал Мордред. – Дерево взяли выдержанное, дыма не будет, так что она сгорит, не успев задохнуться.

– Это ты так думаешь, – мрачно сказал Гавейн.

– Несчастная старуха, – сказал Мордред. – Даже как-то жалко ее становится.

Гарет гневно повернулся к нему:

– Мог бы раньше об этом подумать.

– А теперь верхний, – сказал Гахерис.

– Насколько я понимаю, – продолжал Мордред, ни к кому в особенности не обращаясь, – нашему сюзерену полагается наблюдать за казнью через это окно.

Гарет окончательно вышел из себя:

– Ты бы не мог помолчать хоть минуту? А то начинает казаться, что тебе нравится смотреть, как сжигают людей.

Мордред презрительно ответил:

– Как и тебе, на самом-то деле. Только ты думаешь, что говорить об этом вслух некрасиво. Ее сожгут в одной рубашке.

– Да умолкни ты, ради бога!

Тугодум Гахерис произнес:

– По-моему, тебе нечего так волноваться.

Мордред мгновенно развернулся к нему:

– Почему это ему нечего волноваться?

– А чего ему волноваться? – сердито спросил Гавейн. – Или ты полагаешь, что Ланселот не примчится ее спасать? Уж он-то во всяком случае не трус.

Мордред быстро сообразил, о чем речь. Спокойная поза его сменилась нервным возбуждением.

– Однако, если он попытается спасти ее, будет бой. Королю Артуру придется сражаться с ним.

– Король Артур будет наблюдать за казнью отсюда.