– Верно. Мать Агравейна из Корнуолльцев. Агравейн потому и ненавидит меня, что для него я олицетворяю эти идеи. Забавно, но всю нашу троицу, тех, кого обыкновенные люди называли лучшими рыцарями, – я имею в виду Ламорака, Тристрама и себя самого, – потомки Древнего Люда от души ненавидели. Когда Тристрам погиб, они с ума сходили от радости, а все потому, что он копировал нашу идею, да и Ламорак был убит, причем предательски, не кем иным, как семейством Гавейна.
– Я думаю, – сказала она, – что на самом деле все причины, по которым Агравейн тебя ненавидит, сводятся к старинной басне о зеленом винограде. Не волнует его никакая идея, он просто естественным образом терзается завистью к любому бойцу, который его превосходит. Он ненавидел Тристрама за взбучку, которую получил от него по дороге в Веселую Стражу, а в убийстве Ламорака участвовал, потому что тот его побил на турнире вблизи аббатства; что до тебя – сколько раз ты его повергал?
– Не помню.
– Ланс, ты понимаешь, что двое других ненавистных ему людей уже мертвы?
– Рано или поздно умирает каждый.
Внезапно Королева рванулась, высвобождая из его пальцев пряди своих волос. Она развернулась в кресле и, придерживая одной рукой косу, уставилась на него округлившимися глазами.
– Я уверена, что Гарет сказал правду! Я уверена – они сейчас идут сюда, чтобы захватить нас!
Она вскочила и начала подталкивать его к двери.
– Уходи. Уходи, пока еще есть время.
– Но, Дженни…
– Нет. Никаких «но», я знаю, что это правда. Я чувствую. Вот твой плащ. Ах, Ланс, пожалуйста, уходи поскорее. Они закололи сэра Ламорака ударом в спину.
– Оставь, Дженни, не волнуйся так неизвестно из-за чего. Это только фантазии…
– Это не фантазии. Прислушайся. Слушай.
– Ничего не слышу.
– Посмотри на дверь.
Ручка, приподнимавшая дверную щеколду, кусок металла, выкованного в форме конской подковы, медленно сдвигалась налево. Она перемещалась, будто краб, с некоторой опаской.
– Ну и что там с дверью?
– На ручку смотри!
Они стояли, зачарованно глядя, как она движется – вслепую, рывками, робко и неуверенно, как бы нащупывая путь.
– О боже, – прошептала Королева, – теперь уже слишком поздно!
Щеколда упала на место, и о дерево двери звучно ударил металл. Дверь была крепкая, двуслойная, в одном слое волокна шли вдоль, в другом поперек, и снаружи в нее ударили латной рукавицей. Голос Агравейна, отдаваясь эхом в пустотах его шлема, закричал:
– Именем Короля, откройте дверь!
– Мы погибли, – сказала она.
– Рыцарь-изменник, – выкрикнул голос, похожий на ржание, и дерево содрогнулось под ударом металла. – Сэр Ланселот, теперь ты попался!
Закричало еще несколько голосов. Множество доспехов, более уже не сдерживаемых необходимостью соблюдать осторожность, залязгало по каменной лестнице. Дверь прогибалась, приникая к засову.
Не сознавая того, Ланселот тоже перешел на язык рыцарства.
– Не сыщется ли в покое каких-нибудь доспехов, – спросил он, – дабы мне прикрыть мое тело?
– Ничего нет. Даже меча.
Он стоял, глядя на дверь с озадаченным, деловитым выражением и покусывая пальцы. В дверь лупили уже несколько кулаков, она содрогалась, голоса, долетавшие из-за нее, вполне могли принадлежать своре гончих.
– Ах, Ланселот, – сказала она, – здесь нет ничего, чем можно биться, и ты почти гол. Их много, они при оружии. Тебя убьют, а меня сожгут на костре, и наша любовь пришла к печальному концу.
Положение казалось безвыходным, и это злило Ланселота.
– Хоть бы мои доспехи были со мной, – раздраженно сказал он, – это же смехотворно, погибнуть вот так, будто крыса в ловушке.
Он оглядел комнату, кляня себя за то, что забыл взять оружие.
– Рыцарь-изменник! – бухал голос. – Выходи из опочивальни Королевы!
Другой голос, музыкальный и хладнокровный, весело крикнул:
– Подумай как следует, нас тут четырнадцать человек при оружии, тебе от нас не уйти.
Голос принадлежал Мордреду, удары усилились.
– Ах, будь они прокляты, – сказал Ланселот. – Сколько шуму от них. Придется мне выйти, иначе они поднимут весь замок.
Он повернулся к Королеве и обнял ее.
– Дженни, я почитаю тебя благороднейшей из всех христианских королев. Достанет ли тебе силы?
– Дорогой мой.
– Моя милая старушка Дженни. Поцелуемся. Теперь послушай. Ты всегда была моей единственной прекраснейшей дамой, и мы никогда друг друга не подводили. Не страшись и на этот раз. Если они убьют меня, помни про сэра Борса. Все мои братья и племянники будут заботиться о тебе. Пошли известие Борсу или Эктору, они спасут тебя, если потребуется. Они доставят тебя невредимой в Веселую Стражу, и ты сможешь жить на моих землях Королевой, как тебе и приличествует. Ты поняла?
– Если тебя убьют, я не хочу спасения.
– Ты обязана спастись, – твердо сказал он. – Кто-то должен остаться в живых, дабы достойно объяснить, что с нами случилось. Кроме того, я хочу, чтобы ты за меня молилась.
– Нет. Молиться придется кому-то другому. Если тебя убьют, я пойду на костер и приму смерть мою так же кротко, как любая христианская королева.
Он нежно поцеловал ее и опустил в кресло.