Король былого и грядущего

– Но это чудовищно! – взорвался Мордред. – Ты хочешь сказать, что Ланселоту позволят улизнуть с Гвиневерой из-под нашего носа?

– Вот именно это самое и случится.

– Но тогда вообще никто не будет наказан!

– Силы небесные, ты человек или нет? – воскликнул Гарет. – Неужели тебе так хочется увидеть, как сжигают женщину?

– Да, хочется! Вот именно хочется! Гавейн, ты что же, намерен сидеть здесь и ждать, пока это случится, после того как убили твоего брата?

– Я предупреждал Агравейна.

– Вы трусы! Гарет! Гахерис! Заставьте его сделать что-нибудь. Этого нельзя допустить. Он же убил Агравейна, вашего брата.

– Насколько мне известна вся эта история, Мордред, Агравейн и с ним еще тринадцать рыцарей в полном вооружении вознамерились убить Ланселота, когда на нем ничего, кроме мантии, не было. А кончилось тем, что убитым оказался сам Агравейн и с ним все тринадцать рыцарей, – за исключением одного, который сбежал.

– Я не убегал.

– Ты выжил, Мордред.

– Гавейн, клянусь, я не убегал. Я сражался с ним, сколько было сил. Но он сломал мне руку, и я ничего не смог сделать. Клянусь честью, Гавейн, я честно сражался с ним. – Он почти плакал. – Я не трус.

– Если ты не убегал, то как же вышло, – спросил Гахерис, – что Ланселот отпустил тебя, перебив всех остальных? В его интересах было убить всех вас, тогда бы и свидетелей не было.

– Он сломал мне руку.

– Да, но он не убил тебя.

– Я говорю правду.

– Но он же тебя не убил.

От боли в руке и от гнева Мордред расплакался, как дитя.

– Предатели! Вот всегда так. Оттого, что я слабее других, все вы против меня. Вам подавай мускулистых болванов, а мне вы все равно не поверите, что бы я ни говорил. Агравейн мертв и отпет, а вы не хотите даже, чтобы кого-то наказали за это. Предатели! Предатели! И все останется по-прежнему!

В тот миг, когда в комнату вошел Король, голос Мордреда сорвался. Вид у Артура был усталый. Он медленно приблизился к трону и устроился на нем. Гавейн, поднявшийся было со скамьи, снова плюхнулся на нее, а Гарет с Гахерисом так и остались стоять, с жалостью глядя на Артура под аккомпанемент Мордредовых рыданий.

Артур ладонью потер лоб.

– Почему Мордред плачет? – спросил он.

– Мордред пытался нам объяснить, – ответил Гавейн, – как это вышло, что Ланселот убил тринадцать рыцарей, а потом подумал-подумал да и решил, что нашего Мордреда убивать не стоит. Причина, видать, была та, что между ними вспыхнули теплые чувства.

– Я думаю, что могу объяснить, в чем причина. Видите ли, десять дней назад я попросил сэра Ланселота не убивать моего сына.

Мордред горько сказал:

– И на том спасибо.

– Вам не меня следует благодарить, Мордред. Правильнее всего было бы сказать спасибо Ланселоту.

– Лучше бы он меня убил.

– Я рад, что он этого не сделал. Постарайтесь научиться хоть немного прощать, сын мой, теперь, когда у нас такая беда. Помните, что я ваш отец. У меня больше не осталось семьи, только вы один.

– Лучше бы мне было и не родиться.

– Я тоже так думаю, бедный мой мальчик. Но вы родились, и нам теперь остается как можно лучше исполнить свой долг.

Мордред, на лице которого выразилось как бы застенчивое коварство, поспешил подойти к нему.

– Отец, – сказал он, – известно ли вам, что Ланселот непременно явится, чтобы спасти ее?

– Я ожидал, что так это и будет.

– Но вы выставили рыцарей, чтобы ему помешать? Вы распорядились о крепкой страже?

– Стража крепка настолько, насколько это возможно, Мордред. Я старался быть честным.

– Отец, – взмолился Мордред, – пошлите им в помощь Гавейна и этих двоих. Он же приведет с собой сильный отряд.

– Как, Гавейн? – спросил Король.

– Спасибо, дядя. Только вы бы меня лучше не просили.

– Я обязан попросить вас, Гавейн, чтобы соблюсти справедливость по отношению к страже, уже находящейся там. Вы же понимаете, если я считаю, что появится Ланселот, выставить слабую стражу было б нечестно, ибо это означало бы – предать своих людей, просто пожертвовать ими.

– Станете вы меня просить или нет, но, при всем уважении к Вашему Величеству, я туда не пойду. Я этих двоих наперед предупредил, что участвовать в их затее не стану. Нет у меня желания ни смотреть, как сжигают Королеву Гвиневеру, – хотя, должен сказать, и не выйдет из этого ничего, так я надеюсь, – ни помогать ее сжечь. Вот и весь сказ.

– Ваши речи пахнут изменой.

– Может, и так, но только я к Королеве всегда относился по-доброму.

– Я тоже относился к ней по-доброму, Гавейн. Это ведь я женился на ней. Но когда дело идет о государственном правосудии, обычные чувства лучше отставить в сторону.

– Боюсь, не получится у меня их отставить.

Король повернулся к другим двум братьям:

– Гарет? Гахерис? Вы окажете мне услугу, надев доспехи и укрепив собой стражу?

– Дядя, пожалуйста, не просите нас.

– Поверьте, мне не доставляет радости просить вас об этом, Гарет.

– Я знаю, но, пожалуйста, не надо нас заставлять. Ланселот – мой друг, как я могу с ним биться?

Король коснулся его руки:

– Ланселот ожидал бы, что вы пойдете туда, дорогой мой, против кого бы мы ни выставили стражу. Он тоже верит в справедливость.