Король былого и грядущего

– Нет-нет! Посмотрите на Ланселота. Смотрите, как он наскакивает и напирает. Вон Агловаль слетел с коня. Смотрите, он приближается к Королеве.

– Приам его остановит!

– Приам – чепуха! Мы победим, Гавейн, – мы победим!

Гавейн, огромный, сияющий, обернулся:

– Это какие такие «мы»?

– Ну ладно, ладно, – пусть будет «они», глупый вы человек. Сэр Ланселот, разумеется. Вот и весь ваш сэр Приам.

– Сэр Борс упал.

– Пустяки. Они в минуту посадят его на коня. Вон он, совсем близко от Королевы. Нет, вы только взгляните! Он привез ей платье и плащ.

– Еще бы!

– Мой Ланселот не позволил бы, чтобы мою Гвиневеру видели в одной лишь рубашке!

– Да ни за что на свете!

– Он набрасывает их на нее.

– Она улыбается.

– Благослови вас обоих Господь, милые вы создания! Но пешие воины, бедные пешие воины!

– По-моему, можно сказать, что бой кончен.

– Ведь он не станет убивать больше людей, чем требует необходимость? В этом мы можем на него положиться?

– Разумеется, можем.

– Это не Дамас там под лошадью?

– Да. Дамас всегда носил красный плюмаж. По-моему, они отходят. Быстро управились!

– Гвиневера уже на коне.

Вновь пропела труба, но сигнал был другой.

– Да, должно быть, отходят. Это сигнал отступления. Господи Боже мой, вы посмотрите, какая там неразбериха!

– Я только надеюсь, что пострадали немногие. Вы отсюда не видите? Может быть, нам следует выйти, оказать им помощь?

– Отсюда глядеть, так поверженных вроде немало, – сказал Гавейн.

– Моя верная стража.

– Около дюжины.

– Мои отважные воины! И это тоже моя вина!

– Вот не вижу я, кого и в чем тут можно винить, – разве братца моего, так он уже мертв. Да, это уже последние его ребята отходят. Видите Гвиневеру? Вон там, над всей этой давкой.

– Может, помахать ей рукой?

– Не надо.

– Вы думаете, это будет нехорошо?

– Нехорошо.

– Ну что же, тогда лучше, наверное, не махать. А хорошо бы все же что-нибудь сделать. Как-никак она уезжает.

Гавейн, ощутив прилив нежности, резко повернулся к Королю.

– Дядя Артур, – сказал он, – вы все-таки великий человек. Но говорил же я вам – все кончится как следует.

– И вы великий человек, Гавейн, – хороший человек и добрый.

И, радуясь, они расцеловались на старинный манер, в обе щеки.

– Ну вот, – повторяли они. – Ну вот.

– А теперь что станем делать?

– Это как скажете.

Старый Король огляделся вокруг, словно отыскивая, чем бы заняться. Бремя лет покинуло его вместе с признаками старческой дряхлости. Он распрямился. Румянец заиграл на щеках. Морщинки у глаз, казалось, лучились.

– Я думаю, что первым делом нам надлежит от души надраться.

– Отлично. Позовите пажа.

– Паж, паж! – закричал Король, высовываясь в дверь. – Куда ты, к дьяволу, запропастился? Паж! А вот ты где, шалопай, ну-ка, тащи сюда вино. Чем ты там занимался? Любовался, как сжигают твою хозяйку? Хорош, нечего сказать!

Довольный мальчишка взвизгнул и загрохотал каблуками вниз по лестнице, до середины которой он только-только поднялся.

– А потом, после выпивки? – поинтересовался Гавейн.

Весело потирая руки, Артур вернулся в залу.

– Пока не думал. Что-нибудь да подвернется. Вероятно, мы сможем уговорить Ланселота, чтобы он попросил о прощении, или придем еще к какому-нибудь соглашению с ним, – и тогда он вернется. Он мог бы сказать, что пришел к Королеве в опочивальню, потому что она призвала его, чтобы вознаградить за Мелиагранса, ибо он выступал как ее защитник, а она хотела избегнуть пересудов касательно вознаграждения. А потом ему, конечно, пришлось ее спасать, поскольку он-то знал, что она невиновна. Да, я думаю, что-то в этом роде мы и устроим. Только в будущем им придется вести себя поаккуратней.

Но восторженное состояние покидало Гавейна гораздо быстрее, чем его дядю. Он заговорил медленно, не отрывая глаз от пола.

– Сомневаюсь я, – начал он. Король вгляделся в него. – Сомневаюсь я, что все удастся уладить, покамест жив Мордред.

Бледной рукой подняв завесу, на пороге возникло призрачное существо, наполовину облаченное в доспехи, с незащищенным предплечьем в люльке повязки.

– Покамест жив Мордред, – сказало оно с драматической горечью, достойной мастера сценической реплики, – этому не бывать никогда.

Артур в удивлении обернулся. Он глянул в горячечные глаза сына и в тревоге шагнул к нему:

– Но Мордред!

– Но Артур.

– Да как ты смеешь так разговаривать с Королем? – рявкнул Гавейн.

– А ты вообще молчи.

Его лишенный выражения голос остановил Короля на середине пути. Но он уже снова собрался с духом.

– Войдите, Мордред, – дружелюбно сказал он. – Мы знаем, побоище было страшное. Мы видели его из окна. И все-таки хорошо ведь, что ваша тетя теперь в безопасности, а правосудие соблюдено во всех отношениях.

– Побоище было страшное.

Голос его был голосом автомата, но исполненным глубокого значения.

– Пешие воины…

– Плевать.

Гавейн, словно механизм, поворачивался к сводному брату. Он повернулся всем телом.

– Мордред, – спросил он с тяжким акцентом. – Мордред, где ты оставил сэра Гарета?

– Где я оставил их обоих?

Рыжеволосый рыцарь разразился быстрым потоком слов.

– Нечего меня передразнивать, – заорал он. – Что ты скрипишь, как попугай? Говори, где они!