Король былого и грядущего

– Дядя, я не могу с ним сражаться. Он посвятил меня в рыцари. Я пойду, если таково ваше желание, но я пойду без доспехов. Хотя боюсь, что и это тоже пахнет изменой.

– Я готов пойти в доспехах, – сказал Мордред, – пусть даже рука моя сломана.

Гавейн саркастически заметил:

– Для тебя, паренек, это будет вполне безопасно. Мы же знаем, что Король попросил Ланселота, чтобы он тебя не обижал.

– Предатель!

– А вы, Гахерис? – спросил Король.

– Я пойду с Гаретом, безоружный.

– Ну что же, полагаю, большего мы сделать не можем. Кажется, я постарался сделать все, чего требовал долг.

Гавейн поднялся со скамьи и с неуклюжим сочувствием протопал к Королю.

– Вы сделали больше, чем можно было от вас ожидать, – с теплотой в голосе произнес он, держа в своей лапе ладонь с набрякшими венами, – и теперь нам остается только надеяться на лучшее. Пусть мои братья пойдут туда – без оружия. Он не тронет их, если будет видеть их лица. А я должен остаться здесь, с вами.

– Ну, значит, идите.

– Можно, я скажу палачу, чтоб начинали?

– Скажите, Мордред, если вам это нужно. Передайте ему мой перстень и возьмите у сэра Бедивера письменное распоряжение.

– Спасибо, отец. Спасибо. Это не займет и минуты.

И обладатель бледного, озаренного энтузиазмом, а на миг и странно-искренней благодарностью лица поспешил прочь из залы. С горящими глазами и нервно подергивающимся ртом, он последовал за братьями, вышедшими, чтобы присоединиться к страже. Старый Король, оставшись наедине с Гавейном, уронил голову на руки.

– Он мог бы сделать это, проявив чуть больше достоинства. Или хоть постаравшись не выказать удовольствия.

Гавейн положил руку на его поникшее плечо.

– Не бойтесь, дядя, – сказал он. – Все будет как должно. Ланселот спасет ее, когда наступит определенное Богом время, и никто не причинит ей вреда.

– Я старался исполнить мой долг.

– Вы достойны восхищения.

– Я приговорил ее, потому что закон того требует, и сделал все, зависящее от меня, чтобы привести приговор в исполнение.

– Но этого не будет. Ланселот не допустит, чтобы она пострадала.

– Гавейн, вам не следует думать, будто я пытаюсь ее спасти. Я – правосудие Англии, и наша задача – без всякой жалости предать ее смерти на костре.

– Да, дядя, и всякому ведомо, как вы старались об этом. Но правда-то остается правдой – в душе мы оба желаем, чтобы она не пострадала.

– Ах, Гавейн, – сказал Король. – Ведь я столько лет был ей мужем!

Гавейн повернулся к нему спиной и отошел к окну.

– Не мучьте себя. Вся эта смута кончится, как ей и следует.

– А как следует? – воскликнул старик, горестно глядя Гавейну в спину. – И как не следует? Если Ланселот придет к ней на помощь, он убьет множество ни в чем не повинных людей, назначенных в стражу, которую я поставил, чтобы сжечь ее на костре. Они доверились мне, и я выставил их, чтобы они его к ней не подпустили, ибо таково правосудие. Если он ее спасет, они падут. А если они не падут, сожгут ее. Она погибнет, Гавейн, в страшном, опаляющем пламени, – она, столь любимая мною Гвен.

– Да не думайте вы об этом. Ничего такого не будет.

Но Король уже не владел собой:

– Почему же тогда он сразу не объявился? Чего он так долго ждал?

Гавейн твердо сказал:

– Он должен был дождаться, когда она окажется на открытом месте, на площади, иначе ему пришлось бы штурмовать замок.

– Я пытался предупредить их, Гавейн. За несколько дней до того, как их поймали. Но ведь трудно называть вещи прямо их именами, не обижая людей. Да и я вел себя как дурак. Старался не сознавать, что происходит. Я думал, что, если не буду вполне сознавать происходящего, все в конце концов выправится. Вам не кажется, что в случившемся виноват я сам? Что я мог бы спасти их, сделать для этого что-то еще?

– Вы сделали все, что могли.

– Я совершил в молодости бесчестный поступок, и из него выросли все мои беды. Как по-вашему, возможно уничтожить последствия злого дела, творя вслед за ним добрые? Не думаю. С тех самых пор я пытался остановить зло добрыми делами, но оно лишь распространялось, как круги по воде. Вам не кажется, что и это – тоже его результат?

– Не знаю.

– До чего же страшно вот так сидеть и ждать! – воскликнул Король. – А Гвен, наверное, еще хуже. Почему они не вывели ее сразу, чтобы все кончилось поскорее?

– Уже скоро.

– И ведь во всем этом нет ее вины. А чья же тогда? Моя? Быть может, мне следовало отвергнуть свидетельство Мордреда и закрыть на это дело глаза? Или оправдать ее? Я мог бы пренебречь моим новым законом. Это мне следовало сделать?

– Вы могли это сделать.

– Я ведь мог поступить по своему желанию.

– Да.

– Но что бы тогда осталось от правосудия? Каковы были б последствия? Последствия, правосудие, злые дела, утонувшие дети! Каждую ночь они окружают меня.

Гавейн заговорил тихо, изменившимся голосом:

– Вам должно забыть об этом. Вам должно собрать в кулак все ваши силы, ибо предстоит самое трудное. Вы справитесь?

Король стиснул подлокотники трона:

– Да.

– Боюсь, что вам придется подойти к окну. Ее вот-вот выведут.