Эпоха Дюма примечательна не только тем, что во множестве рождала талантливых людей, но и тем, что умела их ценить. Где сегодня найдёшь издателей, которые, нагрузившись золотом, стали бы переплывать моря ради того, чтобы просить роман у писателя-изгнанника, подобно тому как они спешили на остров Гернсей, оспаривая друг у друга «Отверженных» Виктора Гюго, у кого бельгиец Лакруа вырвал рукопись, выложив за неё 125 тысяч франков золотом?
На столе у Гюго была сложена стопа исписанных листов вверх изнанкой.
— Могу ли я взглянуть? — спросил Лакруа.
— Нет, — сухо отрезал Виктор Гюго.
— Но... но если предположить, что это просто чистая бумага?
— Вы получите право продавать её, поставив на обложке моё имя. Можете быть уверены, торговля пойдёт хорошо.
— Вы правы, — согласился Лакруа, навсегда распрощавшись с мешочками, набитыми золотыми монетами.
Увы, подобных золотых гонораров теперь нет.
Где сегодня можно найти писателя, который смог бы сделать то, что сделал Дюма в России в середине прошлого века?
Встретив в глуши Кавказа приятного молодого человека Василия, пожелавшего стать его слугой, Дюма объявил:
— Я беру вас. Поезжайте в Париж и ждите меня там.
Василий запрыгал от радости, но потом вспомнил, что должен пройти воинскую службу и что власти не выдадут ему паспорт. Кроме того, у него не было ни копейки.
Дюма попросил лист бумаги, перо и чернила и написал: «Привет! Александр Дюма, гражданин Парижа и всего мира, почтительно просит все народы нашего земного шара признать действительным этот паспорт и открывать свои границы его подателю».
Ниже он приписал постскриптум, прося все железнодорожные и пароходные компании обеспечить Василию бесплатный проезд, а счета для оплаты присылать в Париж на имя Дюма.
Когда Дюма вернулся из путешествия, в парижской квартире его ждал Василий с паспортом, снабжённым дюжиной виз; к паспорту были присоединены двадцать — тридцать счетов транспортных компаний и гостиниц, на большинстве которых стоял штамп «оплачено», сопровождаемый припиской вроде следующей; «Это небольшое вознаграждение за удовольствие прочесть «Двадцать лет спустя».
Да, таких золотых гонораров теперь нет.
Дюма понял это, когда незадолго до смерти побывал на Всемирной выставке 1867 года и посетил Дворец промышленности, воздвигнутый между Елисейскими полями и Пассажем королевы. Он смотрел на огромный маятник, который поднимался и опускался над большой неподвижной паровой машиной; смотрел на громадную шайбу, плавно вращающуюся на шарикоподшипниках; наблюдал стремительное движение поршней.
После долгого молчания он повернулся к актрисе Аде Айзекс Менкен[61]
, красивой американской еврейке, что стала последней его любовницей, и спросил:— Вы действительно думаете, что дух человеческий сможет выжить?
И, печально покачав головой, сам себе ответил:
— Это подтасованная дуэль. Машина наверняка одолеет дух.
Глава X
ОСОБЕННЫЙ СЕКРЕТЕР ДЛЯ БЕДНОГО ПАРНЯ
Но вернёмся к первому майскому дню Дюма в Париже.
Выйдя из дилижанса, Дюма прихватил с собой всё, что ещё оставалось в корзине, которую мать наполнила съестным, — за ночь, между короткими перерывами на сон, он почти опустошил её, — и, сдав багаж в камеру хранения почтовой станции, быстрым шагом пересёк весь город, жуя на ходу, и поднялся на холм Монмартр, где жил граф Риббинг.
Граф с сыном Адольфом завтракал в саду, когда появился Дюма и, распахнув руки для объятий, воскликнул:
— А вот и я!
Адольф расцеловал Александра, граф пожал ему руку.
— Я приехал в Париж, чтобы стать писателем! — объявил Дюма.
— Ура! — вскричал Адольф. — Где-нибудь приняли хоть одну вашу рукопись?
— Нет, пока нет.
— Значит, вы нашли место?
— Нет, ещё нет.
— Тогда получили наследство? Скорее рассказывайте об этой приятной новости.
— Моя единственная приятная новость состоит в том, что я приехал сюда, чтобы стать писателем.
— Но на что вы собираетесь жить?
— Буду писать.
— Да, потом конечно, ну а сейчас?
— Что ж, найду себе место!
— Каким образом?
— Это просто.
— Хорошо, хорошо, — вмешался граф. — Сперва спросим у нашего доброго друга, завтракал ли он.
— Я хотел бы, чтобы вы не задавали мне столь конкретный вопрос, — ответил Дюма.
— Почему? — спросил граф.
— Потому что я вынужден ответить вам правду: завтракал.
— Хорошо, но почему это так трудно сказать?
— Потому что боюсь, как бы мой ответ не помешал мне позавтракать с вами.
— Ага, понимаю! — воскликнул граф. — Я просто должен был пригласить разделить с нами завтрак!
— Я очень рад! — вскричал Дюма, протягивая руку к блюду с яйцами.
— Теперь, молодой человек, — продолжал граф, — объясните нам, каким образом вы намереваетесь столь просто найти место.
— Я нашёл в переписке моего отца фамилии тех из его добрых друзей, что сегодня ещё здравствуют: маршала Беллюньского, маршала Журдана, маршала Себастиани, генерала Фуа и других.
— И написали им?
— Нет. Я лично их навещу.
— Вот как! Вы намерены явиться к ним, даже не предупредив письменно о вашем визите?
— Именно, — ответил Дюма, снова принимаясь за яйца.