Король Парижа

   — Сие означает, — откашлявшись, продолжал граф, — что вы предстанете перед ними в том виде, в каком вы есть?

   — Да, — ответил Дюма. — А почему бы и нет?

   — Да так, мой мальчик, так.

Дюма даже не догадывался, как нелепо он выглядит. Костюм на нём был совершенно устаревшего покроя и невероятно пёстрой расцветки, а волосы — это сразу бросалось в глаза — были пострижены матерью; единственная причина, которая не позволяла рассмеяться, взглянув на него, заключалась в выражении лица Дюма, таком пылко-самонадеянном, но вместе с тем таком простодушном, что насмехаться над ним было бы равносильно тому, что пнуть ногой щенка, пытающегося, виляя хвостом, лизнуть вам руку.

   — А вам не приходила мысль, что всё-таки лучше было бы письменно испросить разрешения быть принятым?

   — Зачем? Что они могут написать мне в письме, чего не могли бы сказать мне устно? И разве не лучше, если я окажусь на месте, чтобы принять ту должность, какую мне предложат?

   — Пусть так, но вы представляете себе, как много людей, ищущих места, каждый день осаждают высокопоставленных лиц?

   — Я не думал об этом. В любом случае все эти люди не могут оказаться сыновьями их близких друзей.

   — Хорошо, но вы представляете себе, сколько будущих писателей каждый день пытаются получить место даже в такой маленькой газете, как моя?

   — Нет.

   — Так вот, было бы преувеличением сказать, что их дюжины, но, по крайней мере, не проходит дня, чтобы мне не приходилось говорить какому-нибудь самонадеянному вроде вас молодому человеку, что у меня для него места нет.

Дюма на несколько секунд лишился аппетита. Он перестал жевать и, взглянув на графа, спросил:

   — Вы опасаетесь, что меня ждёт неудача?

   — Я полагаю вашу попытку слишком рискованной.

   — И не советовали бы мне её предпринимать?

   — А что ещё я способен сделать, будучи вашим другом?

   — Значит, вы, убивший короля Швеции, отсоветовали бы мне рисковать и приезжать в Париж?

   — Милый мой мальчик, — сказал граф, — именно потому, что я сделал и то и другое, я могу заверить вас, что легче убить короля Швеции, чем преуспеть в городе Париже, куда каждую неделю приезжают сотни молодых людей, полных решимости пробиться в жизни.

Какое-то время Дюма молчал; на лбу у него выступили капли пота. Впервые собственная жизнь предстала перед Александром в виде огромного вопросительного знака, и он засомневайся в себе. Позднее Дюма напишет: «Тот, кто сомневается в себе, подобен человеку, идущему на службу в ряды врага. Он обрекает себя на неудачу, если первый уверен в ней».

   — Жаль, но я должен вас покинуть, — объявил наконец Дюма и поднялся из-за стола.

   — Почему вы уходите так рано?

   — Мне надо сделать кучу дел, — ответил Дюма. — Прежде всего купить «Альманах 25 000 адресов», чтобы отыскать адреса тех особ, кому я хочу нанести визит.

   — Но этот альманах стоит пять франков, — заметил граф. — К чему тратить такие деньги, если вы можете посмотреть, его у меня в кабинете?

   — Благодарю вас, граф, но я должен спешить. Мне ведь ещё необходимо найти комнату.

   — Это несложно. В Париже много гостиниц.

   — Я имею в виду свободную комнату, которая сдаётся. Я хочу перевезти сюда мебель и мои книги.

   — Вы не сможете этого сделать, пока не подпишете арендный договор на год. Вы ведь ещё не знаете, сможете ли остаться в Париже.

   — Да, — согласился Дюма. — Пока ещё не знаю, смогу ли... — Но, помолчав, прибавил: — Я знаю только одно: в Париже я останусь.

И он поспешил уйти; ему не терпелось поскорее расстаться с этими превосходными людьми, которые не сказали ему ни одного ободряющего слова в ту минуту, когда он больше всего в нём нуждался, покинуть этих богатых людей, которые, конечно, любили его, но — это было совершенно ясно — сразу пригляделись к нему и сочли бездарным.

И, спускаясь вприпрыжку с холма Монмартр к центру города, Дюма принял решение во что бы то ни стало добиться успеха. Это решение комом застряло у него в горле, но он сдержал слёзы жалости к самому себе, дав твёрдое слово никогда не плакать. И Дюма никогда не проливал слёз.

Он купил альманах и отыскал в нём адрес маршала Журдана, жившего в предместье Сен-Жермен. Журдан, бывший торговец шёлковыми тканями, пошёл добровольцем в полк, который под командованием Вашингтона сражался против Британии. Вернувшись во Францию, он продолжал свою воинскую карьеру во время Французской революции и в период правления Наполеона, сумев с успехом пережить смены всех правительств и сохранить своё высокое положение.

Дверь Дюма открыл слуга и спросил, как он должен его представить. Поражённый роскошью обстановки и великолепной, голубой в серебряную нить, ливреей слуги, он пробормотал:

   — Генерал Александр Дюма... Я его...

И слуга ушёл доложить о нём хозяину.

Через несколько секунд вышел старик, обеими руками обнял за шею Александра, но тотчас отпрянул с криком:

   — Обманщик! Как вы смеете!

   — Я — не обманщик, я — Александр Дюма.

   — Не лгите, наглец! Много лет Александр Дюма был моим близким товарищем. Я знаю его как свои пять пальцев!

   — Я его сын! — воскликнул Дюма. — Мой отец давно умер!