— Мы все верим нашим собственным иллюзиям — парировал Менлидус. — Потому что мы должны. Поскольку альтернатива, идея, что больше ничего нет, что всё это — плод воображения, дабы поддержать здравомыслие, слишком ужасна, не так ли? Ибо правда, заключенная в том, что эти боги, которым мы поклоняемся, не бессмертные существа, а обманщики, обещающие нам вечность, дабы мы служили им, в конечном счёте, потрясает и ввергает в отчаяние, не так ли?
— Я считаю, мы услышали достаточно, брат, — произнесла женщина, известная волшебница, которая также владела и жреческой магией.
— Правда?
— Да, — ответила она, и нельзя было ошибиться в тоне голоса, не совсем угрожающем, но точно ожидающем повиновения.
— Все мы — жрецы, все до одного, — сказал Менлидус.
— Не совсем, — возразило несколько волшебников, рассмешив окровавленного жреца.
— Да, все, — ответил Менлидус. — То, что мы называем божественным, вы называете тайным — наши алтари не так уж сильно различаются!
Кэддерли не мог не вздрогнуть, услышав утверждение, что всё волшебство происходило из одного источника. Это вернуло его в дни молодости, в его любимую библиотеку. Тогда он был молодым жрецом и также задавался вопросом, были ли «божественное» и «тайное» не более чем разными видами одной и той же энергии.
— Запомни, что мы можем многое менять, мы не приверженцы догм! — крикнул один волшебник, и в зале поднялся шум, волшебники и жрецы стали спорить друг с другом.
— Тогда, быть может, я разговариваю не с вами, — сказал Менлидус после того, как Кэддерли угрюмо посмотрел на него. — Но для нас, жрецов, не мы ли те, кто утверждают, что говорят правду? Божественную правду?
— Достаточно, брат, умоляю, — сказал тогда Кэддерли, понимая, куда клонит временно успокоившийся Менлидус, и ему всё это не нравилось.
Сохраняя спокойное выражение, он медленно направился к Менлидусу. На самом деле, он был далеко не так безмятежен, поскольку давно ничего не слышал о Данике и пропавших детях. Мысли о них так и кружились в его голове.
— Мы — нет? — заорал на него Менлидус. — Кэддерли, служитель Денеира, свыше других создателей Парящего Духа при хорошем слове и могуществе Денеира не должен сомневаться в моих утверждениях!
— Всё более запутанно, чем кажется, — сказал Кэддерли.
— Разве твой опыт не подсказывает, что наши заповеди не глупая догма, а скорее божественная правда? — спорил Менлидус. — Если ты был всего лишь посредником Денеира в строительстве этого внушающего вдохновение собора, этой библиотеки для всего мира, разве ты не смеёшься перед лицом сомнений, высказанных нашими мирскими друзьями?
— Порой, все мы можем сомневаться, — ответил Кэддерли.
— Мы не можем! — воскликнул Менлидус, топнув ногой. Казалось, это телодвижение сбило его, внезапно налетевшая слабость вынудила резко опустить широкие плечи.
— И всё же, мы должны, ибо нам показывают правду. Он посмотрел на бедную Дахланию, у которой ампутировали ногу и которая сейчас лежала при смерти. — Я молил о благословенном исцелении, — пробормотал он. — Даже о любых простых чарах, чтобы облегчить её боль. Денеир не ответил на эту просьбу.
— Есть кое — что большее, чем этот печальный рассказ, — пояснил спокойно Кэддерли. — Ты не можешь винить…
— Вся моя жизнь была посвящена служению ему. И в этот момент, когда я призываю его для исполнения отчаянной просьбы, он игнорирует меня.
Кэддерли глубоко вздохнул и положил руку на плечо Менлидуса в знак утешения, однако тот возбужденно отдёрнул плечо в сторону.
— Потому что мы — жрецы пустоты! — закричал на всю комнату Менлидус. — Мы изображаем мудрость и понимание и обманываем самих себя в видении окончательной правды в линиях живописи, или слепках скульптуры. Мы помещаем смысл туда, где его нет, и если истинные и какие — нибудь другие боги ушли, они, несомненно, изрядно повеселились над нашими жалкими иллюзиями.
Кэддерли не нужно было смотреть на собравшихся и на их утомлённые лица, чтобы понять, что среди них распространялась испытывающая волю и веру опухоль, которая грозила сломить всех. Он собирался было приказать вывести Менлидуса из помещения и сильно и громко отчитать, но затем передумал. Менлидус не создавал болезнь, а просто кричал о ней.
Кэддерли не мог найти Денеира — его мольбы также оставались без ответа. Он боялся, что Денеир навсегда покинул его, что очень любознательный бог записал себя в Плетение, или потерялся в его бесконечной путанице. Тем не менее, Кэддерли нашёл силу в сражении с тварями из Тени, призвав столь сильные чары, словно сам Денеир послал их.
Он одновременно верил и боялся, что эти чары были посланы не тем, кого он называл Денеиром. Он не знал, что случилось, что за существо даровало ему мощь, чтобы освящать землю под ногами таким волшебством.
И это беспокоило больше всего.
Утверждение Менлидуса справедливо: если боги не были бессмертными, то было ли ещё место для их оставшихся последователей?
Если боги более не были столь мощными и мудрыми, чтобы победить прибывшее в Фаэрун зло, на что оставалось надеяться?