Мы шли по аллее, и налетающий ветер то и дело срывал листву, обнажая ветви берез. Желтые листья летели, кружились, напоминая мне чем-то золотые монеты. Тусклые фонари скорее добавляли теням причудливых форм, чем светили. Мы говорили обо всем и ни о чем. Я рассказывала о своей учебе в меде, о распределении, об интернатуре и фельдшерской подработке, пока была студенткой. Дэн – о том, как на третьем курсе не спал сутками и программировал ночи напролет, а друг рядом создавал шаблоны сайтов: им обоим тоже не хватало стипендии. Мы с брюнетом, такие разные на первый взгляд, оказались удивительно похожи. Во взглядах на жизнь, оценках, суждениях. Да и студенческое прошлое, как выяснилось, не сильно-то отличалось. Оба были одни в большом городе. Оба пробивались сами. Вот только я была из династии врачей, а Дэн не пошел по стопам отца-военного.
Взявшись за руки, мы неспешно бродили. И вот странность: ни мне, ни ему не хотелось, чтобы эта ночь кончалась. Ночь, не жаркая от любви, не страстная. А та, в которой мы говорили, слушали и слышали друг друга. Понимали.
– А стихов ты так и не прочитал… – усмехнулась я, когда Дэн, проводив меня обратно до дома, уже прощался.
– И правда, как я мог так сплоховать? Хотя у меня есть оправдание: я их все забыл. Даже «в траве сидел кузнечик».
– Это песенка, – я невольно улыбнулась.
– Если декламировать, то стих, – нашелся брюнет. – Но я обязуюсь искупить свою вину…
Он сделал шаг и поцеловал. Почти невесомо. Едва касаясь губами моих губ. Околдовывая и пленяя. Разделяя на двоих один вдох и заставляя забыть обо всем. Простое прикосновение, удивительное, наделенное невероятной магией… Магией спокойствия и счастья.
– До сегодня, – хрипло прошептал Дэн, отрываясь от меня.
В тот миг, когда он отстранился, я увидела тень, скользнувшую за угол дома. Но, наверное, мне это показалось.
– Ну все, иди к себе. И зажги свет на кухне, чтобы я видел, что ты в квартире.
– Можно же просто позвонить, – я улыбнулась.
– Можно, но так интереснее…
– А ты, оказывается, романтик. – Моя улыбка стала шире.
– Ты меня раскусила. – Дэн коснулся ладонью моей щеки. – Только это наш с тобой секрет. Для остальных я останусь суровым брутальным фрилансером.
Я не удержалась. Обманным движением отстранилась от его руки, стремительно, так, что сама удивилась, чмокнула оторопевшего от моей прыти брюнета в щеку и побежала к подъезду. А когда добралась до квартиры, еще несколько секунд смотрела в кухонное окно. Внизу, задрав голову, стоял Дэн. Он смотрел в темень и ждал, когда же зажжется свет. Я покачала головой и потянулась к выключателю.
Дэн
Рыжая. Несносная. Удивительная. Я хотел ее. По-разному. До радужных кругов перед глазами, до зубовного скрежета, до боли в паху, до каменного стояка. И чтобы она просто была рядом. Просыпаться с ней в одной постели. Не раз. Не два. Дольше. Намного дольше.
До встречи с рыжей всегда было интересно: пройдет ли проверку очередная пассия? Или сломается, предаст, обманет, изменит, выбрав то, что для нее покажется более выгодным и перспективным. Всегда делал ставку на второй вариант и всегда оказывался прав. Может, потому, что подсознательно выбирал хищниц, охочих до денег. С такими хорошо в постели, к таким не прикипаешь душой и не замечаешь расставания.
Но сегодня, когда ехал в такси, а потом и дома, в пустой темной квартире, я вспоминал рыжую и думал: впервые не хочу, чтобы проверка удалась. Нет. Даже не так. Впервые не хочу проверять вообще. Осознал это и понял: я влип. Влип по-крупному в рыжую.
Глава 10
Хорошее утро начинается ближе к вечеру. Желательно – с кофе в постель. В мою постель прилетел не кофе, а крик: «Мама! Я уже взрослый и самостоятельный и сам могу решать…» Что Шмулик может решать, я так и не поняла, громкое «Ша!» перебило его. А дальше солировал лишь женский вокал.
С трудом продрав глаза, я начала осознавать, что имею сомнительную честь слышать локальный апокалипсис по имени Сара Моисеевна Фельцман. Матушка Шмулика была знакома мне, к счастью, лишь дистанционно – по видеосвязи. Но ее меццо-сопрано намертво врезалось мне в память.
Между тем за стенкой нарастал звук, похожий на рев турбин самолета на взлете. Спросонья мне показалось, что Сара Моисеевна добралась-таки до сынули, нагрянув в гости. Но, судя по тому, что громкость вдруг резко стихла, голос ее лился все же из динамиков. И даже приглушенные вопли госпожи Фельцман ввинчивались прямо в мозг:
– Ой вэй! Муля, и думать забудь перебивать маму! Хватит устраивать свой показной балаган с самостоятельностью! Возвращайся ко мне, папе и пятиразовому питанию. Я же вижу по этому недоделанному скайпу, как ты отощал!
– Ма… – заикнулся было сосед, но был перебит категоричным маминым: «Ша!»