Король рейтингов

– Как это «кормите»? Милочка, вы моего сыночку обманом из дома увели, соблазнили, а теперь…

Собла… что?! У меня аж глаз дернулся.

– Постойте-постойте! – перебила я. – Что значит «соблазнила»?

– Вот и мне тоже интересно, что это значит? – из-за спины Сары Моисеевны раздался знакомый такой голос, который сейчас по теплоте мог посоперничать с интонациями коренного жителя криокамеры.

– Вы кто? – обернувшись, гневно воскликнула мама Фельцман.

Шмулик в этот момент срочно попытался слиться со стеной, вжавшись в нее всеми своими немалыми габаритами, в которых было так много массы и так мало смелости духа. Глянув на перетрусившего до поросячьего визга соседа, я мстительно пропела:

– А он мой любовник.

Все же она упала. Правда, не сковородка и не вся Сара Моисеевна, а лишь ее челюсть. Повисла блаженная тишина…

Как бы ни была хороша пауза, которая вполне тянула на МХАТовскую, но мне пришлось ее прервать. Пока это волной скандального крика не сделала мама Фельцман. Судя по сурово съезжавшимся к переносице бровям, она постепенно приходила в себя от потрясения. Увы, отодрать соседа от стены, чтобы он сам решил вопрос со своей матушкой, было весьма соблазнительно, но нереально.

– Дорогой, не стесняйся, проходи. Я тебе блинчиков на ужин напекла, – как можно радушнее сказала я и добавила: – И разреши тебе представить Сару Моисеевну, маму Шмулика.

«От которой он старательно удирал, но так до конца и не смог…» – я не произнесла, но, кажется, Дэн правильно домыслил очевидное.

Тут наконец полностью отмерла госпожа Фельцман, и мы все познали ширину, глубину и самые верхние октавы материнской любви и гнева. Господи, как в таком миниатюрном теле помещается такой ядерный голосище?! Пока Сара Моисеевна срамила своими децибелами самую мощную звуковую гранату, Дэн как-то умудрился просочиться мимо нее в прихожую. Я же машинально отметила, что дозор бабулек сегодня явно был вознагражден: такая шикарнейшая ссора, грандиозная, с криками и лозунгами «Зачем тебе, сыночка, эта гулящая девка, возвращайся к маме, не делай маму сиротой!» им и во сне не снилась.

– Дэн, засекай время, – произнесла я, пока мама Фельцман набирала новую порцию воздуха. – Ровно пять минут.

– А что будет через пять ми…

Договорить он не успел, Сара Моисеевна, голося баньши, пошла на новый круг.

Но тут случилось чудо: она замолчала. Причем причиной чуда стал не наряд полиции, который наверняка уже вызвали бдительные соседки из подъездного «патруля нравственности». Все оказалось куда банальнее: сорванные связки.

– Мулик… – едва слышно просипела Сара Моисеевна, но ее протянутая рука была красноречивее любых слов.

– Дана, пойдем, пусть блудный сын воссоединится с матерью, – шепнул Дэн.

Я перехватила сковородку и так же тихо прошептала:

– Пусть они воссоединяются подконтрольно! Скоро очередная квартплата, и если Шмулик свинтит, то я всю сумму не потяну…

От моей практичности закашлялись и Дэн, и Шмулик. Но вот что поразительно: просияла мама Фельцман. Как будто только что увидела родственную душу.

– Половина квартплаты? Дело только в ней? Значит, мы таки можем договориться, милочка, – уверенно начала гостья. – Я согласна вам отдать ее стоимость, а вы вернете мне сына!

И предприимчивая Сара Моисеевна расстегнула ридикюль.

– Мама! – простонал Шмулик, пораженный не столько тем, что его так беззастенчиво продают-покупают, сколько ценой вопроса.

– Шо мама? Сыночка, если ты не будешь-таки слушать маму, то всю жизнь по утрам будешь слышать «Принесите кофе и чизбургер, пожалуйста». Поэтому сейчас я заплачу этой шиксе… практичной женщине, которая при живом почти муже уже сажает за стол не почти, а целого любовника, а она скажет, что бросает тебя. И мы уйдем.

– Не «целого», а «почти» любовника, – со столь явной укоризной в мой адрес возразил Дэн, что за ней явно проглядывало ехидство.

Да уж… Что-то у меня в жизни не так: и муж фиктивный, и любовник не целый.

– Простите, но я при всем желании не могу бросить Шмулика, – возразила я. Сковородка при этом легла в мою руку на манер теннисной ракетки. – Хотя бы потому, что, с учетом наших с ним габаритов, до вас я его не доброшу.

– Мама! – сыночка решил выступить «на бис» со своей единственной репликой. И даже расширил ее: – Давай ты закроешь дверь и мы без криков таки поговорим за мое холостяцкое счастье!

Не знаю, какое именно из сказанных слов возымело волшебный эффект, но Сара Моисеевна и вправду переступила порог и захлопнула дверь. Жалко, что не с той стороны, а с нашей.

– Ну, говори, – строго произнесла она.

Шмулик замялся, собираясь с духом, чтобы в очередной раз объяснить своей матушке, что я не имею на него никаких матримониальных планов.

– Муля, не молчи, объяснения сами себя не родят.

– Мама, Дана лишь моя соседка по квартире, я тебе это уже не раз говорил, – у кучерявого наконец-то начались «схватки», и он выдюжил целую фразу-возражение.

– Да мало ли ты чего говорил. Но я вижу перед собой эту распутницу…