Король рейтингов

Шмулику оставалось лишь посочувствовать. Он сбежал от материнской опеки, но кто сказал, что опека его отпустила? Ровно раз в неделю, в шаббат, у Шмулика случался скайп. Длительный, в течение пары часов. Если сосед пробовал схитрить – заявить, что отключили интернет, или что он срочно торопится, или что он в туалете и никак не может связаться с матушкой, – то начинался форменный ад. Она трезвонила по телефону сыну, его друзьям, знакомым и почти незнакомым, пару раз весьма виртуозно разыгрывала сердечный приступ со стонами, врачами, написанием завещания и просьбами не оставлять несчастного папу Фельцмана одного после ее трагической смерти… В итоге Шмулик шустро трусил в свою комнату и выслушивал-таки нотации, но уже в двойном, а то и тройном размере.

Все это мама Фельцман делала от чистой души, считая своего почти тридцатилетнего сына еще нежизнеспособным зародышем. К тому же Сара Моисеевна очень хотела внуков. Но только правильных, без примеси гойской крови.

Правда, в последнее время она все чаще говорила уже о просто внуках. И все чаще спрашивала сына обо мне. Хотя поначалу даже намек на меня, абсолютную не еврейку, приводил ее в дикую ярость.

Да-да, несмотря ни на что, мама Фельцман свято верила, что именно я совратила ее сына и только из-за меня он улетел из-под ее теплого и уютного крыла. И единственное, что спасало, это то, что Сара Моисеевна жила за пару тысяч километров.

За стеной в семействе Фельцманов продолжался сеанс маминых ценных советов, которые слышали не только Шмулик и я, но и все соседи в радиусе квартала. Не понимаю, зачем Саре Моисеевне с такими голосовыми связками вообще нужен скайп или телефон? Она легко может без всяких девайсов доораться до сына прямо из своего города.

Немного покрутившись в кровати, позасовывав голову под подушку под разными углами, я наконец осознала, что поспать мне сегодня больше не удастся. Встала и, зевая, потопала на кухню.

Я как раз заваривала кофе, когда на пороге нарисовался Шмулик. Всклокоченный, с лихорадочным румянцем на круглых щеках.

– Уф… – нервно выдохнул он, тут же цапнул кружку с ароматным напитком и, залпом ее осушив, привередливо вопросил: – А почему без сахара?

– А потому, что ты обозрел в корень, – парировала я, отнимая свою любимую кружку с изображением сердечка.

Правильного сердечка – никаких тебе двух красных полупопий, а все как полагается: в разрезе аорта, вены, полулунные клапаны и перегородка между предсердиями и желудочками… Хотя даже оно не отучило Шмулика хапать мою чашку. И не отбило ему аппетит. Я бросила взгляд в пустое чашкино нутро и участливо, уже мирным тоном поинтересовалась:

– Совсем все плохо?

– Ужасно! – экспрессивно воскликнул Шмулик. – Представляешь, она даже спросила, как твое здоровье!

Я нервно икнула.

– Действительно ужас, – согласилась я.

– Вот-вот. Такими темпами она уже и на тебя в качестве моей жены согласится… – развил мысль сосед.

– Все же думаю, с этим предположением ты слегка погорячился… – осторожно начала я.

– Хотелось бы да, но скорее нет, – туманно возразил Шмулик. – Она сегодня не предлагала никого из дочерей своих подруг. А это дурной знак. Очень дурной. Почти катастрофа.

– Ну ты же сказал ей в очередной раз, что я всего лишь твоя соседка по квартире?

– А толку-то? Когда доводы разума и объективная действительность останавливали мою маму?

Я прикинула и поняла: никогда. А ее активность, как и фантазия, и вовсе не имела границ.

– К тому же учти, ты врач. А врачи и юристы… – добил меня сын мамы Фельцман.

«Почти евреи», – мысленно продолжила я. Во всяком случае, в глазах Сары Моисеевны. Испугалась ли я? Нет. Того, кто каждый день видит рожающих женщин, одна, родившая почти три десятка лет назад, не проймет.

Сделав еще одну кружку кофе и бдительно ее отодвинув от загребущих лап Шмулика, я достала телефон. Зря. Не стоило.

Личка была завалена сообщениями. Причем от абсолютно незнакомых людей. Но если вчера это были лишь гневные тирады, то сегодня они перемежались и восхищенными отзывами, дескать, какая я молодец. Перейдя по одной из ссылок, я увидела, что с сегодняшнего утра Дана Убий ведет блог. В нем было всего девять постов, из которых три – с моими фотографиями Вконтакте. Кстати, из закрытого альбома!

И на те несчастные девять изображений уже подписалось несколько тысяч человек! Не веря своим глазам, я прочитала все. Изумилась и восхитилась. То, что я рассказывала вчера Дэну, было написано просто, понятно, доходчиво и подано так, что это хотелось читать. Рассказ обо мне. Профессиональный юмор. Пост о женском здоровье. И статья. Самая главная, собравшая больше тысячи лайков… О том, почему акушер не просто имеет право прикрикнуть в родовом зале, но и обязан это сделать, ведь ценой деликатности может быть жизнь малыша. До роженицы, одурманенной болью и эндорфинами, при вежливом обращении может не дойти, чего от нее требует врач – глубоко дышать, тужиться или, наоборот, расслабить мышцы и передохнуть. Посыл был прост: акушер прав, потому что ему во всех смыслах виднее.

Шмулик, бесцеремонно заглянувший ко мне через плечо, присвистнул: