Королевская аллея

Теперь наши войска терпели поражение повсюду; Каталония, Гибралтар, провинции Валенсия и Мурсия, даже Мадрид перешли в руки противников. Нам пришлось уйти из Германии и покинуть Милан; наконец, и Виллеруа был вынужден оставить Фландрию после битвы при Рамийи, где он за один только день потерял восемь тысяч убитыми. При Дворе более не говорили о победах, но о «почетных отступлениях», ибо, терпя повсеместные поражения, мы радовались хотя бы тому, что они проходили без паники и всеобщей бойни.

Эти бедствия повергали меня в отчаяние, но еще тяжелее было видеть страдания Короля. Он переносил их молча, но все его тяжкие думы проступали на лице горькими морщинами. Виллеруа, освобожденный от командования, прибыл в Версаль; Король только и сказал ему, устало и безнадежно: «Господин маршал, в нашем возрасте счастье отворачивается от нас…». Это были единственные его слова по поводу разгрома армии. Лишь я одна знала, как часто Король теперь разражался невольными слезами, которые я утирала; одна герцогиня Бургундская еще могла заставить его улыбнуться.

В 1708 году нам уже пришлось защищать границы собственного королевства. Провидение склонилось в пользу короля-захватчика, а не короля-христианина. Монарх, потрясенный этим крахом, не знал, у кого искать поддержки, и обратился ко мне как к единственному человеку при Дворе, способному ходатайствовать за него перед Богом, так я, сама того не желая, все больше и больше вовлекалась в большую политику, где у меня через раз спрашивали советов и через раз следовали им.

Мне удалось уговорить его передать командование войсками Виллару, которого дворцовые интриги на несколько месяцев отлучили от армии. Тотчас же маршал одержал на Рейне несколько блестящих побед, возглавив полки, которые считались разбитыми и разрозненными; он продвинулся до самого Штутгарта, но не смог закрепиться там из-за отсутствия продовольствия. Он открыто обвинил в этом Шамийяра. Это была чистая правда, — мой протеже в течение десяти лет регулярно писал мне раз или два в неделю, делясь трудностями и планами, как с близким другом и самой искренней советчицею. Мне хотелось, чтобы ему доверили более важную кампанию, например, Фландрскую, где нашей армии грозила серьезнейшая опасность. «Иногда бывает полезно вверить карты тому, кому сопутствует удача в игре», — говорила я Королю, но мне удалось получить для этого отважного воина всего лишь голубую ленту, хотя я, по просьбе Короля, принимала участие во многих военных советах.

Кроме того, я весьма удачно уладила дело с княгинею дез Юрсен и Испанией.

Когда Король женил своего второго внука, короля Испании, на младшей сестре герцогини Бургундской, встал вопрос о выборе «camerera-mayor» для будущей королевы; должность эта, обыкновенно исполняемая одною из придворных дам и не такая уж почетная, в данном случае имела величайшее значение: королеве было двенадцать лет, королю — семнадцать, и этим юным монархам предстояло жить в чужой стране, править чужим народом да еще, к тому же, в состоянии войны. «Осмелюсь сказать, — писала княгиня Анна-Мари дез Юрсен, только что вернувшаяся из Рима, где похоронила князя, своего мужа, — что я более, чем кто-либо, способна отправлять эту должность, имея великое множество друзей в Испании и будучи «грандессою» этой страны; кроме того, я говорю по-испански; словом, я уверена, что выбор сей удовлетворит всех». Поскольку я охотнее высказывала перед Королем мнение о придворных дамах, нежели о других делах, я предложила ему кандидатуру моей подруги, которая, помимо своего глубокого ума, порядочности и приветливого нрава, имела, по ее словам, преимущество хорошего знания испанских обычаев. Король и герцог Савойский согласились. Маленькая Королева вскоре повела себя именно так, как от нее ждали, а король Филипп, очень похожий на своего брата в отношении к жене, так пылко влюбился в свою супругу, что исполнял все ее желания; таким образом, княгиня дез Юрсен, управляя Королевою, управляла Испанией.

Мы регулярно переписывались с нею каждую неделю в течение девяти лет; она сообщала мне новости, неизвестные послам, тайные мысли Короля и Королевы, мнения испанских грандов; я же, со своей стороны, рассказывала ей о дворцовых слухах, о моем отношении к военным операциям и об отношении Короля, которое не всегда совпадало с моим.