Королевская кровь 1

На выходе из комнаты они чуть не попались. Ничего удивительного в присутствии там

самой Таши не было, но Тандаджи работал дворником и обязан был находиться вне дома.

Помощник Смитсена, так не вовремя вернувшийся домой, скользнул по целующейся у

комнаты хозяина парочке острым взглядом и потребовал прекратить блуд в доме,

пообещав рассказать обо всем начальнику. «Хозяин этого не терпит, - проскрипел он, - так

что считайте, что вы уже уволены».

Тандаджи в своей роли тидусского иммигранта, плохо знающего язык, коверкая слова,

заявил, что «Хас-зяину сам мусчин, он миня паймета» и с достоинством удалился, поэтому

отдуваться пришлось ей. Опустив глаза, приседая, кланяясь и извиняясь, умоляя не

рассказывать Смитсену, как и положено бедной работнице, она чувствовала его

внимательный взгляд и старалась вовсю. Кажется, он поверил. Во всяком случае

ощущение опасности ушло.

Таша не сильно расстроилась из-за предполагаемого увольнения. Конечно, лучше было бы

ей продолжать работать, пока дело не решится, но уволят - так уволят. Дальше дело было

уже за официальным обыском в присутствии магов и духовников, и агент Таша спешила в

управление, чтобы сообщить начальнику о результатах работы. Игорь Иванович лично

приказал при появлении каких-либо новостей сразу же сообщать ему.

Ночной город приветливо мигал глазами фонарей, обдувал теплым ветерком, а до

прибытия автобуса оставалось минут пять, когда она подошла к остановке, закурила в

ожидании транспорта. Улицы на удивление были пустынны, хотя столица обычно не спала

круглые сутки. По шоссе мчались машины, а вот людей практически не было.

Каким чудом она почувствовала нападение – сказать сложно. Видимо, не прошли даром ни

тренировки по развитию интуиции, ни занятия боевыми искусствами. Вот она стояла и

курила, и тут же метнулась в сторону, развернулась, впечатала первому нападающему

сигарету в лицо, проскользнула мимо второго и побежала, наклоняя голову и ожидая

выстрела. Это только в приключенческих романах одна героиня легко раскидывает

семерых мужиков, при этом еще и успевая многословно думать, а частенько и длинненько

поболтать с ними о том, как они дошли до жизни такой. В реальности все проще – мозг

отключается, тело работает на рефлексах, а ум даден, чтобы понимать, когда нужно

бежать. Благо, бегом агенты тоже активно занимались.

Она уже довольно далеко убежала, когда услышала, что один из нападавших что-то

выкрикивает ей вслед и догадалась-таки нажать тревожную кнопку, вделанную в манжет

курточки. В следующую минуту наведенное проклятие сбило ее с ног, парализуя,

перемалывая кости, иссушая и высасывая жизнь.

Агент Тандаджи, известный в доме Смитсена, как Ману, работал, в отличие от Таши, с

проживанием в доме, и с начальством виделся в редкие выходные. В эту пятницу его не

отпустили, а он и не настаивал. Связной всегда служила Таша.

Дворнику выделили маленькую пристроечку у гаража, и он с утра до вечера махал метлой, намывал дорогу перед гаражом и крыльцо, убирал и сжигал листья, следил за кошками

хозяина и исполнял мелкие поручения. Вставал он рано, в пять, чтобы успеть убрать двор

до появления хозяина, и ложился, соответственно, тоже рано. И прокравшимся в каморку

людям, с приказом брать его живым для допроса, это было прекрасно известно.

Сухощавый, сутуловатый дворник дернулся, замычал, когда ему, зажав рот и приставив к

шее нож, ловко вязали руки. Здесь обошлись без заклинаний, индус явно был напуган и, пока его вели на допрос, все с ужасом повторял: «Я ничего ни краль, добруе господины, нет-нета, не краль я».

Привели его в комнату на втором этаже, где уже ждал, привалившись к столу, господин

Смитсен и его помощник Щеглов. Увидев хозяина, тидусс завопил еще громче и

неразборчивей, пока его привязывали к стулу, кричал «Я честна!» и «Крошка чужу никогда

не браль». Смитсен недовольно нахмурился и посмотрел на толстяка, тот вполголоса

проскрипел: «Говорю тебе, наверняка он с девчонкой заодно, хоть в комнате и только ее

следы были».

Смитсен подошел к застывшему в ужасе дворнику, сжал его виски руками, брезгливо

поморщившись из-за обильного пота, заливающего лоб служащего от страха. Тандаджи

показалось, что ему буквально проткнули голову. Он вполне натурально завизжал, а

Смитсен, взглядываясь в его глаза, будто не слыша криков, произнес:

- Не могу прочитать, желтые и коричневые мне неподвластны, там другие духовные

практики.

- Тогда, - подал голос толстяк, морщась от криков ужаса и заверений в своей преданности

дворника, - может, стандартным способом?

И он облизнулся. И столько надежды было в его голосе, столько предвкушения, что

медиамагнат покачал головой и сказал:

- Да, давай, вызывай Симеона, но сам присутствовать не будешь.

Щеглов опустил уголки рта и как-то осунулся, но послушно вышел в дверь – видимо, за

таинственным Симеоном. Хотя ничего таинственного для Тандаджи в этом не было,

намеки вполне были прозрачны.

Он, не прекращая всхлипывать и бормотать по-тидусски «Хос-зяин, я нисего не сделаль, честна слова, клянуся крылями богини», еще раз просчитал обстановку. Двое охранников