арест вызван политическим преследованием. Народ был в раздумии, но лететь на площадь
с требованием освобождать узника не спешил. Тем более что впереди был праздник.
- Имя?
- Лоран Фабиус Смитсен.
- Возраст?
- Сорок восемь лет.
Изящно одетый мужчина сидит напротив старшего следователя и доброжелательно
улыбается.
- Род занятий?
Мужчина задумывается.
- Род занятий?!
- Ну, пишите – владелец газет, телеканалов и журналов, - усмехается Смитсен.
- Дом по адресу Императорский переулок, 36, принадлежит вам?
- Да.
- С какой целью вы похитили и пытали служащего у вас дворника?
- Дворника? – задумчиво спрашивает Смитсен.
- Ману Тандаджи у вас служил?
- Да.
- Его нашли в комнате через одну от вашего кабинета, привязанным к стулу, в окружении
ваших охранников, с вашим служащим, который допрашивал его с помощью аппарата
Смык-1813.
- Понятия не имею, о чем вы, - с удовольствием говорит Смитсен. – Я целый день работал, криков не слышал. Самоуправство, наверное.
Следователь, нехорошо прищурившись, смотрит на Смитсена. В разговор вступает
стоящий за ним служащий Зеленого крыла в одежде духовника.
- За вашим кабинетом обнаружена комната с инвентарем для общения с демонами,
господин Фабиус. Тоже понятия не имеете, о чем это мы?
- Нееет, - протягивая слова, словно издеваясь, говорит Смитсен.
- На Черном Зеркале ваши отпечатки, господин Смитсен.
- Понятия не имею, как они туда попали, господин дознаватель.
И Фабиус Смитсен тихо, с удовольствием смеется, пока ему надевают наручники, чтобы
отвести в камеру, под Зеленым Крылом, будто ему нравится то, что с ним происходит.
Королевский бал-маскарад и созданный для того, чтобы его не отменять, День Народного
Единства, обещали стать событиями года. С самого утра воскресенья дворец напоминал
растревоженный улей. Вернулись большинство придворных, заняв отведенные им покои.
Дамы щебетали, обсуждая свои наряды и порядок танцев. Кавалеры использовали
момент, чтобы уничтожить дворцовые запасы коньяка и поговорить о делах, и заодно
подумать, кого из понаехавшего дамского цветника можно будет на маскараде зажать в
уголке, пользуясь относительной анонимностью. Швеи и костюмеры дошивали последние
маскарадные костюмы, повара сбивались с ног, готовя закуски, декораторы наводили в
залах последние штрихи, ответственные за фейерверк проверяли оборудование,
церемонимейстер пил утиные яйца, чтобы не дай Боги, при объявлении приезжающих
высоких гостей не заскрипел или не сорвался голос.
В городе у простых горожан тоже было неспокойно, но как-то радостно-неспокойно. Еще
в субботу на площадях открылись ярмарки с торговыми теремками, в которых можно было
купить все – от расшитых красными и черными петухами передников до искусных
изделий ювелиров, поесть тут же на выставленных длинных дубовых столах запеченное
на углях мясо с туши баранов и поросят, запивая его горячим глинтвейном, чтобы
согреться вечером, или холодным пивом, чтобы охладиться жарким днем.
Торговля шла бойко, несмотря на кризис. А между поставленных полукругом столов и
окружающих их палаток приготовили деревянный настил для танцев, поставили сцену,
окружили их светящимися ночью фонариками и аппаратами для цветомузыки. Днем на
сценах выступали популярные артисты, планировалось выступление цирка и конкурс
танцевальных групп, соревнующихся в национальном рудлогском танце – бойком,
веселом, с притопами и парными кружениями болерне.
В полдень должно было начаться карнавальное шествие по главным улицам всех крупных
городов, а в мелких городках люди просто надевали маски, костюмы и выходили
веселиться в центр. Равнодушным не остался практически никто.
В вычурных купеческих домах тоже царил переполох. Тонкие и пышные, бледные и
румяные, купеческие дочки мечтали выйти замуж за аристократа, а купеческие сыновья –
окрутить дамочку голубых кровей. Отцы семейства наставляли отпрысков, дабы те не
опозорили их вольным поведением, многие на этом не ограничились и срочно, как только
в четверг доставили приглашение, вызывали консультанта по этикету, который проводил
экспресс-курс обучения этикету высшего света. Купеческие жены томно вздыхали, надеясь
уломать мужа на покупку какой-нибудь королевской драгоценности, а мужья довольно
похлопывали по тугим кошелькам кулаками и новыми глазами смотрели на своих
расстаравшихся ночью, возбужденных будущим балом жен.
Готовились и столичные дворяне, недовольно сообщая друг другу, что им, о ужас,
придется платить за то, чтобы тереться в одном пространстве с простолюдинами, и что
королева, кажется, сошла с ума из-за планируемого отречения. Но надвигающийся бал они
бы ни за что не пропустили. Отчасти из-за вечного желания себя показать и других
посмотреть, отчасти из-за любопытства – посмотреть, как держится королева, отчасти
ради новых сплетен, - как перенесла принцесса разрыв помолвки, чем закончится
противостояние королевы и парламента, и кто что из драгоценностей продал, а кто купил.
Были среди них и те, кто был готов разбавить свою кровь купеческой ради восстановления
фамильного благосостояния, поэтому дети аристократии тоже наставлялись