Королевская кровь 5

    - Ты уверена? - спрашивал он, словно не понимая, что она говорит. Спрашивал, а сам стаскивал, срывал с нее одежду, и иногда замирал на мгновение и прикрывал глаза. И набрасывался, целовал так жадно, с таким напором, что она стонала от боли.

    В ее девичьей спальне, среди шелка и кружев, он сделал ее женщиной. Было ужасно больно, и она кричала, отталкивала его:

   - Март, не надо, убери его, убери!!!

    Он почти рычал, останавливаясь, и лицо его было таким диким, что она вздохнула и снова притянула его к себе. А потом просто распласталась на кровати и смотрела, как он двигается на ней - в тенях и полосах света от уличных фонарей, на фоне атласного балдахина, с диким перекошенным лицом. Любовь захлестывала ее так, что она захлебывалась в этом шторме и не понимала, что происходит. Внутри горел сосуд с чудесным огнем, с пламенной эйфорией, и так много ее было, что счастье лилось слезами и выходило дрожью и жаром.

    Боль была забыта после - когда он кружил ее по спальне и орал, как безумный.

    - Вики, как я люблю тебя, как же я тебя люблюю!

    Потом бросил обратно на кровать и исцеловал ее всю. С пальцев на ногах до макушки. Полечил там, где саднило, и долго лежал на ее животе, поглаживая бедра и аккуратный лобок. И что-то шептал по-блакорийски - кажется, это были стихи.

    - Не клянусь, но люблю и любить всегда буду тебя,

    Хоть огонь, хоть потоп - в этой жизни ты только моя.

    Искушай меня хоть Сирены Морской дочерьми,

    Нет и не будет вовек для меня бесконечней любви.

    Потом она возненавидела эти стихи. Так, что заставила себя забыть имя поэта, который их написал.

    «Конрад Лампрехт-Вассер», - шепнула память.

    Он ушел вечером, только потому, что должны были вернуться родители. А она осталась дома на выходные и провела субботу с родными.

    А утром воскресенья пришла к нему - потому что сутки без Марта показались удушающей вечностью. Добрые студентки шепнули ей про вечеринку, кто-то обмолвился, что его можно найти у Стефаны, где вроде как пили до сих пор.

    Знали ли они, что она там увидит? Злорадствовали ли?

    В холле все еще продолжалась вялая пьянка, кто-то наигрывал на гитаре. Кто-то заржал ей вслед. Сильно пахло сигаретами и кислым алкоголем, и она, досадуя, распахнула дверь комнаты.

    Она увидела совершенно голую Томскую с сиськами, мотыляющимися как у коровы, и Марта позади нее. И почему-то эта пошлая поза и его пьяное лицо, и расфокусированные глаза, и идиотская нежная улыбка, и визг первокурсницы вызвали такое отвращение к самой себе, что ее затошнило. Повело, и она оперлась на косяк, глядя, как губы, которые позавчера целовали ее, шептали ей стихи, двигаются, как он пьяно мычит что-то типа: «А, Вики, это тыы...» Кажется, он был так пьян, что даже не понял ничего.

    И она сбежала.

    С тех пор стоило ей подумать о нем - и ее тошнило. Стоило увидеть - и разбитый сосуд внутри впивался в ребра и сердце такой болью, что она задыхалась. Обожающая весь мир за то, что он был в нем, рядом с ней, девочка, умерла и рассыпалась пеплом.

    Виктор принес завтрак тихо, чтобы не пугать уставившуюся в одну точку волшебницу, сервировал столик и неслышно удалился. Он старался не смотреть на нее - по бледным щекам прекрасной женщины непрерывным потоком лились тяжелые слезы, и при этом она не моргала, не шевелилась и, кажется, не дышала.

    Боль стала источником злости. Заставила высоко держать голову. Общаться с Максом, Александром и Михеем. Заставила учиться так, что Вики чуть ли не в обморок падала от перегрузок.

    Боль требовала причинить ему еще больше боли. Отомстить. И Вики стала встречаться с парнями, демонстративно, упрямо. Смеяться ему в лицо или цедить оскорбления, когда он пытался поговорить. Не отворачиваться, когда он стал появляться с другими студентками.

    Но время лечит. Да и Алмаз Григорьевич, как-то сказавший ей: «Не обмани моих надежд, Лыськова», тоже стал отличным лекарем. А совместные испытания на боевках, отдельные занятия для их пятерки так сплотили их, что Виктория чувствовала себя почти шизофреничкой - с одной стороны она доверяла ему безоговорочно, с другой - ненавидела.

    И стало ей казаться, что он меняется. И - дура дурой - снова стала она подпускать его к себе. Мартин не прикасался к ней. Не пытался взять нахрапом. Как-то незаметно снова начались прогулки и разговоры. И то, что было разбито, казалось, навсегда, робко стало снова греть изнутри.

    Наступало время последних экзаменов.

    Впереди была целая жизнь. Которую она не мыслила без Мартина.

    И на осторожный вопрос, пойдет ли она с ним на выпускной, она настороженно ответила «да». Мартин аж лицом просветлел.

    - Ты не пожалеешь, - сказал он сипло. - Спасибо, Вик. За второй шанс.

    А потом был странный разговор с Михеем, который пришел к ней подвыпившим. Мялся, рассказывал о том, как хочет уйти в армию - и внезапно предложил ей стать его женой. Она так удивилась, что рассмеялась. Нет, она знала, что все - и Макс, и Алекс, и Михей немного влюблены в нее, но это все было несерьезно. Почти шутливо.