Королевская кровь 5

   - Со мной все нормально, - возразил Люк. И правда – говорить стало чуть легче, хотя двигаться получалось плохо – он уже почти ослеп. С трудом сделал несколько шагов к двери. Обернулся.

   - Барон, вы побудете здесь некоторое время. Надеюсь, не придется отбиваться от ваших сторонников.

   - Не получится, - предупредил Леймин, - тут хорошая защита. И камеры слишком маленькие, чтобы открыть Зеркало.

   - Если вы пообещаете мне не пытаться нанести урон моим людям, с вас снимут наручники.

   - Слово офицера, - буркнул барон.

   Люк дернул краешком рта и кивнул Леймину. И опереться на плечо охранника позволил себе только когда вышел из камеры – и из поля зрения барона.

   Он не пошел в Лаунвайт, в Дармоншир-холл. Его дотащили до спальни в замке Вейн, и он потерял сознание, не дойдя до кровати какую-то пару шагов.

   Ожидающим виталисту и врачу предстояло много работы. А его светлости Лукасу Бенедикту Дармонширу – два дня беспробудного сна.

   Несколькими часами ранее в спальне некоего аристократического дома в Лаунвайте открылся переход, и из него шагнул высокий, поджарый и рыжий мужчина в полумаске. Леди, сидящая у зеркала в простом шелковом неглиже, отложила расческу, обернулась.

   - Не слишком корректно с твоей стороны, - сказала она. – Уходи.

   - Молчи, Лотти, - отозвался тот, снимая маску. – Сюда никто не войдет?

   - Как оказалось, запертые двери не всех останавливают, - с величественной иронией ответила леди Шарлотта, поднимаясь.

   - Хорошо, - сухо резюмировал поздний посетитель, в несколько шагов преодолел расстояние до хозяйки дома, сжал пальцы, упершиеся ему в грудь, подхватил женщину на руки и понес к кровати.

   - Не хочу.

   - Хочешь.

   - Закричу, Лици.

   - Да, закричишь. Черт, Лотти, Лотти…

   Сдавленный мужской стон и скрип кровати.

   - Не… ааах… не спеши… не жадничай, Лици….

   Красный ночник, освещающий двоих – сплетенных, неистово целующихся, двигающихся.

   - Не могу без тебя, слышишь? Не могу, Лотти… ведьма, ведьма…

   - Я уеду. Уеду… чтобы забыл… снова…

   - Только посмей…

   Еще поцелуй – до боли, до злости. До щемящей нежности от осознания того, насколько нужен другому.

   - Остановишь?

   - Арестую… запру… молчи, Лотти… нет, лучше кричи…

   - Луциус…Луциус!!!!

   - …да… вот так… кричи, милая… кричи…

   Под утро король Инляндии жадно пил дорогое вино, стоя нагишом у открытого окна, прямо из горла бутылки. Он любил Лаунвайтский туман, послушно сейчас вставший плотной пеленой у окна – от любопытных глаз, - любил прохладу своей столицы, любил тонкие и послушные слои воздуха, смешивающиеся в видимые единицам причудливые узоры – нигде на Туре не было такого сосредоточия родственной его величеству стихии. Леди Шарлотта, закутавшаяся в теплое покрывало, подошла к нему, прижалась сзади, и он обернулся к ней, обнял за плечо, привлек к себе.

   - С тобой я живой, - сказал он и потерся щекой о ее макушку. – Как мне жаль, Лотти. Я всегда жалел.

   - Я знаю, - проговорила она умиротворенно.

   - Я люблю тебя.

   - Я знаю, - повторила она и вздохнула.

   - Прости меня.

   - Такое не прощается, Лици.

   Они постояли так, глядя в мутный океан тумана, накрывший столицу. Поверх него, где-то далеко, на грани слышимости, прогремел гром. Его величество поднял лицо вверх, принюхался.

   - Сегодня, - сказал он медленно, - в Форштадте была гроза. С ураганом.

   - В Форштадте? – спросила графиня с тревогой.

   - Да, - он усмехнулся краем рта. Снова потерся о ее волосы щекой, поцеловал в висок.

   - Мне нужно идти. Лотти, если ты еще раз переспишь с Кембритчем, я его арестую и переломаю все кости.

   - Следишь за мной?

   - Всегда следил, Шарлотта.

   - В этом весь ты, - пробормотала она. – Иди.

   - Я хочу, чтобы ты всегда ждала меня.

   - Иди, Лици, - графиня вывернулась из жестких рук. – Ты не можешь приказывать мне.

   - Могу.

   - Я буду оставлять в спальне горничную, - пригрозила она.

   - Ну что же, - сказал его величество, хватая ее за руку, - тогда придется убрать и ее. Так и буду делать, пока у тебя не закончатся горничные.

   Последние слова он проговорил уже ей в губы. Поцеловал со стоном, выругался, скинул плед, движением пальцев захлопнул окно – и снова понес приникшую к нему женщину к кровати.

ГЛАВА 19

   Воскресенье, 4 января, Иоаннесбург

   Марина

   Я очнулась, когда за окнами было темно – мерно пищал аппарат у койки, бок был наглухо заклеен повязкой, во рту было сухо и кисло.

   - Марина Михайловна, - жизнерадостно сказал кто-то рядом, - вот и прекрасно, вот вы и проснулись. Снова вы у нас.

   Я повернула голову – знакомая медсестра, ухаживающая за мной после коронации Василины. Только я никак не могла вспомнить ее имя.

   - Сейчас воскресенье, семь вечера, - она ободряюще улыбнулась. – Возможна небольшая слабость и тошнота после анестезии.

   - Знаю, - просипела я и закрыла глаза.

   Открыла через несколько минут – или часов. В палате стояли старшие сестры и Мариан.

   - Катя жива. Сейчас в монастыре, - сообщила мне Василина и тут же испуганно спросила:

   - Как себя чувствуешь?

   Я ничего не ответила. В душе расцветало облегчение. Забарахталась, пытаясь подняться – подошел Мариан, чтобы помочь, но я оттолкнула его слабой рукой.