Королевская кровь 5

   - Только попробуй меня запереть, - с усилием, выдавливая из себя звуки, сказала я. – Как только я смогу передвигаться, я уеду из дворца. Сниму квартиру рядом с госпиталем и буду ходить на работу оттуда. И не дай боги ты попробуешь меня остановить.

   Мариан смотрел на меня так, будто ему хотелось схватить меня и трясти, чтобы вытрясти всю дурь. Вася схватила его за руку.

   - Ты расстроена и ранена, Мари, - сдержанно проговорила Ангелина. – Мы все погорячились. Поговорим, когда поднимешься на ноги. Расскажешь нам, что с тобой произошло.

   - Не приходите ко мне, - буркнула я и отвернулась. – Не хочу вас видеть.

   - Ты ведешь себя, как ребенок, Мариш, - мягко проговорила Василина. – И сама это понимаешь.

   Она подошла и погладила меня по плечу, и я дернула рукой. Она была права. Но от обиды хотелось плакать.

   - Ты отважная, добрая и очень эмоциональная, - продолжала она. – Но сейчас очень тяжелое время. И если ты не можешь остановить себя, то это сделаю я. Даже если ты меня возненавидишь. Потерять тебя еще страшнее.

   Я молчала. Мне нечего было сказать. А то, что просилось на язык, было слишком ядовитым, чтобы я не попыталась это сдержать.

   Позже ко мне заглянули отец с младшенькими. Они не упрекали меня и не стыдили, просто сидели рядом и щебетали о своем. А Святослав Федорович мягко и сочувственно улыбался. От его понимающей улыбки стало совсем гадко.

   - Ты не винишь меня? – не выдержала я.

   - Твоя мать тоже была порывиста, - сказал он деликатно, - и яростно защищала то, что считала своим, иногда закрывая глаза на доводы разума. А твой отец был еще более безрассудным. Он не умел жить, если не чувствовал остроты каждый день. Его жизнь – сплошной вызов условностям, людям, опасности. И ему было тесно во дворце. Поэтому, нет, Марин, я не виню тебя. Ты их дочь. Нельзя винить воду за то, что она мокрая, а огонь за то, что обжигает. Я привык уже к тому, что воспитываю необычных девочек. И рад, что для тебя все закончилось хорошо.

   - Непросто тебе с нами, - я грустно улыбнулась.

   - Непросто, - согласился он. – Но я люблю вас.

   Они посидели еще немного и ушли, когда я стала клевать носом и съезжать по спинке кровати набок. Ранение и выбросы силы совершенно измотали меня.

   В следующий раз я очнулась от прикосновения. Рядом с кроватью на корточках сидел Мартин и держал руку у меня под ребрами. Бок покалывало, но боли не было вообще.

   - Выпороть бы тебя, - устало сказал он и погладил меня по щеке. Я поцеловала его пальцы и расплакалась от облегчения, и он присел на кровать, поднял меня, прижал к себе.

   - Меня уже, считай, выпороли, - горько поделилась я.

   - За дело? – уточнил он.

   - За дело, - кивнула я и вздрогнула зябко. – Март… как мне было страшно там!

   - Так и бывает, высочество, когда лезешь в серьезные игры взрослых дядь, - успокаивающе откликнулся он, не без слабого ехидства, правда.

   - Еще я очень зла на тебя, - сообщила я и крепче обняла его. – Ты не сказал мне, что у Кати беда.

   - Я тоже зол на себя, - смешливо ответил он. – Что не догадался усыпить тебя дня на три. Лежала бы, видела чудесные сны и не рисковала бы собой.

   - Они бы убили ее, - возразила я яростно. – Как так можно, Мартин?!!!

   - Девочка моя, - наставительно проговорил он, - пора вырастать из пеленок. Все, что тебе нужно было сделать – это положить трубку как только сказали что Катя у них. Не озвучена угроза – нет условий для ее осуществления. Сообщить Тандаджи, затем залезть под кровать и там ждать, чем все закончится. Но это, увы, не про тебя. Может, годам к пятидесяти, после десятка детей ты и научишься выдержке.

   Почему-то у него отчитывать меня получалось так, что я не могла обижаться. Не удержалась, пощупала его за коленку – настоящий, живой и невредимый - и счастливо вздохнула.

   - У меня красивые ноги? – таинственным голосом спросил он. – Хочешь, остальное покажу? Я весь хорош.

   Я хихикнула и тут же пожаловалась:

   - Март, мне очень страшный сон приснился. Что тебя сожрала эта стрекоза.

   - Меня довольно трудно сожрать, девочка моя, - задумчиво ответил он. Он вообще был какой-то тихий сегодня. – Даже сотне букашек. – Подумал еще немного. – Даже тысяче.

   - Что у тебя случилось? – неуверенно спросила я.

   - Еще не понимаю, Марин, - невесело усмехнулся блакориец. – Устал, как собака. Ощутил предел своей силы. Понял, что и через сотню лет, если доживу, моя способность противостоять силам природы будет лишь чуть больше, чем у младенца. Хочу покоя… хочу свою женщину рядом.

   - И это не я, - довольно ревниво пробормотала я.

   Он насмешливо посмотрел на меня.

   - Ты же бросила меня, высочество. И для тебя не я, не так ли?

   Я снова вздохнула и прижалась к нему.

   - Я ревнивая, безалаберная, вспыльчивая и глупая. И страшная собственница. Не хочу тебя никому отдавать. Ты подходишь мне идеально, Март.