Короли и убийцы

— Нет, далеко не все. Большинство могут только считывать эмоции и с разным успехом внушать их. Могут воздействовать на движения и сознание. Кто-то может читать поверхностные, особо яркие мысли. Но на полное чтение сложных мыслей способны только Знающие, да и то не все, а также некоторые особенно способные вархи. Нас примерно пять-семь сотых от общего числа вархов.

— То есть, около двух или двух с половиной сотен, — быстро подсчитал Гленард.

— Да, около этого, — согласилась Артана.

— А что в вашей системе мира происходит после смерти человека? — поинтересовался Гленард.

— Сфера человека отделяется от тела присоединяется к Сфере Вселенной. А потом может снова оказаться в новом теле, если захочет. Но без накопленной в прошлой жизни информации, та остается во Вселенной и обогащает ее развитие.

— То есть, это то же самое перерождение, которое есть у нас? — уточнил Гленард.

— В целом, да, — Артана кивнула. — Однако есть существенные различия. Мы считаем, что новая сфера нового человека может образоваться из частей нескольких разных сфер умерших людей. А сферы могут разделяться. То есть, после моей смерти часть моей сферы может оказаться в одном человеке, а часть в другом, пополам со сферой кого-то еще. Это отличается от вашего полного переселения душ. Далее, так как мы воспринимаем Вселенную единой, то верим, что наше следующее перерождение может случиться совсем в другом мире. И не обязательно в человека. Это может быть совсем неожиданное существо. И еще одно важное отличие, мы считаем, что Сфера Вселенной существует одновременно во всех временах. Это сложно понять, но представь, что мы одновременно касаемся этого кролика, ты со своего места, а я со своего. То же самое и со Сферой Вселенной — мы можем касаться ее даже если мы разделены не только пространством, но и временем, может быть, многими веками. Но это одна и та же Сфера. Поэтому наше следующее перерождение может случиться не только в будущем, как считается у вас, но и в далеком прошлом. Для Вселенной не существует такого понятия времени, каким оно существует для нас.

— Это очень неожиданно, — признался Гленард. — И это как-то очень… Огромно, что ли? Ты говоришь о вещах, которые я ощущаю очень важными. Но они настолько велики для восприятия, что мне потребуется много времени, чтобы их обдумать и понять.

— Вот именно, — Артана улыбнулась. — Теперь представь, что всё это лишь очень поверхностное объяснение самых базовых понятий нашего мировоззрения. Теперь понимаешь, почему мы так долго и так сложно учимся? Понимаете, почему мы не можем просто так прийти и интегрироваться в столичное общество? Нас просто не поймут, даже близко. А не понимая, будут бояться. Ну, а страх всегда рождает ненависть и агрессию. Поэтому мы и просим об обособленной территории. Пусть к нам приходит, кто угодно. Пусть смотрят, слушают, учатся. Но это будут люди, пришедшие за знаниями, а не просто зеваки, видящие поверхность и не заглядывающие в глубину.

— Ну, вы сами не очень стремитесь раскрывать свое мировоззрение другим, — возразил Гленард. — К вам приходило немало путешественников, чтобы рассказать о вас, но вы не спешили с ними поделиться своими мыслями. Оттого и непонимание.

— Я читала ваши книги о нас, — Артана сняла кролика с углей и потянулась за ножом. — В основном, рассказы о том, какие мы страшные, как мы едим детей, пьем кровь и беспорядочно трахаемся со всеми подряд. Хотя последнее почти правда, если смотреть со стороны и не понимать смысла мистерии. Мы пытались объяснить путешественникам то, о чем я говорю сейчас, но безрезультатно. Те, кто не был готов, не понимали. Скажем, Варден из Байлура, описавший нас почти уважительно в своей развлекательной книжке. Он увидел только поверхность — наши умения. Но он даже не пытался вникнуть в нашу философию и в то, как мы делаем те чудесные вещи, которые его так впечатлили. А другие, те, кто был готов, понимали, что не поймут их. Боялись выглядеть идиотами или, что еще хуже, боялись, что их растерзают за богохульство. Было, однако, и немало тех, кто понял, но сознательно решил не рассказывать об этом и остаться с нами.

— В Империи никогда никого не терзали за богохульство! Не было таких примеров, — возмутился Гленард.

— Да ладно? — Артана, удивившись, прервала процесс нарезания кролика на куски. — А мы тебе не пример? А кадирская ересь? А Гровард Таргаранский с его «чистой верой»?

— Кадирская ересь и Таргаранец пострадали как раз за то, что терзали других. Их не преследовали за веру. Их наказывали как раз за то, что они были нетерпимы к верованиям других, и убеждали всех с оружием в руках, что их путь единственно правильный. А вы, насколько мне известно, сами покинули Империю. Я не помню историй о том, чтобы кого-то из вас сжигали на кострах за ересь. Эта история более типична как раз для Кадира. Особенно для нового Кадира.

— Не сжигали, — согласилась Артана. — Но до этого скоро могло дойти дело. Или до погромов, как минимум. Поверь, нам тоже не очень-то хотелось бежать в горы. Если бы у нас был другой путь, мы бы им воспользовались.