– Да, ты станешь правительницей Иларии. – Уголки его губ задергались. – Разумеется, нам нужно пожениться до того, как это произойдет.
В этом была вся суть Сирена. Он давил на людей, заставляя их чувствовать себя так неловко, как только мог, чтобы посмотреть, как они отреагируют, не отвергнут ли они его, как это сделала его собственная мачеха. Я не доставлю ему удовольствия своей растерянностью.
– Сколько лет должно исполниться наследнику, прежде чем он сможет править?
– Двадцать один год. Мой день рождения через пять месяцев. Будем надеяться, что мой отец продержится так долго.
Я осознала, что Илария была в опасности, но не только от внешних врагов. Я знала, что давить на Сирена дальше, скорее всего, было бы неразумно, но я должна была спросить.
– А если этого не произойдет? К кому перейдет корона?
Он поднялся на ноги.
– Это будет означать гражданскую войну. А теперь прошу извинить меня, миледи. Я уверен, что все эти разговоры о правителях и преемственности чрезвычайно скучны для тебя. Я рад, что ты чувствуешь себя лучше. Как только ты достаточно поправишься, можешь взять свой день свободы.
Я села немного прямее.
– Я могу?
– Ты удивлена, что я сдержу свои слова после твоих самонадеянных и почти роковых действий?
Мои глаза непроизвольно закатились.
– Я бы выразилась немного иначе, но да.
– Вне зависимости от того, была ли ты причастна к тому, что случилось на озере Элвин, ты все же спасла мне жизнь. И каким-то образом тебе удалось выжить в схватке с Саландрин. Я не могу убить тебя сейчас. Но я также не могу допустить, чтобы тебе сошло с рук такое легкомысленное поведение. Знати не следовало бы наблюдать то, как ты остаешься безнаказанной за преступления, в которых ты так настойчиво призналась.
Искра надежды, которую я почувствовала, когда он упомянул о свободе, немедленно погасла.
– О чем ты говоришь? Паж…
– Мальчик исчез. Подозреваю, что и за это я должен тебя поблагодарить. Нет, мне ясно, что твоя собственная жизнь значит для тебя гораздо меньше, чем жизнь людей, которых ты любишь.
Мне показалось, что холодная вода снова сомкнулась над моей головой, но я была на суше.
– Что ты сделал? – прошептала я.
Сирен вздернул подбородок.
– Твоей семье перекрыли доступ к питьевой воде на неделю. Никто на чертовом рынке не будет с ними торговать.
Я кинулась на него, пылая яростью, но он легко удержал меня одной рукой.
– Как ты
– Я был милосерден, – сказал Сирен, все еще прижимая меня к кровати. – На этот раз они выживут. Но если ты когда-нибудь снова попытаешься сделать что-то подобное, вся деревня увидит, что произойдет, когда один из вас попытается воспользоваться мной. Ты понимаешь?
Я неохотно кивнула, по моим щекам текли слезы, и я подождала, пока он выйдет из комнаты, прежде чем закричать в подушку.
Когда Эбб вернулась, она рассказала мне больше о том, что произошло после того, как я убила чудовище. Талин отнес меня в мои покои, где Эбб нанесла тон на мой шрам, прежде чем Сирен успел его увидеть.
– Талин сказал что-нибудь? – спросила я у нее.
– Нет, миледи. Он был слишком обеспокоен вашей раненой ногой. Как вы себя чувствуете теперь?
– Больно, но терпимо.
– Хорошо. Я дала вам немного макового чая, который часто пьет король. Я могу принести еще, если хотите.
Я покачала головой и отвернулась от нее, не в силах смириться со страданиями моей семьи. Они не могли просто лечь спать, когда плохо кому-то из близких, как это предлагали сделать мне. И они бы этого не сделали, даже если бы у них был выбор. Мы ежедневно боролись в Варинии, и мы не пили чай, чтобы заглушить боль. Мы молили богов о помощи, но все равно каждый день садились в лодки и работали до изнеможения, чтобы прокормить наши семьи. Мы полагались друг на друга.
– Нас немного, но мы сильные, – пробормотала я.
– Миледи?
Я повернулась к Эбб, осознав, что сказала это вслух.
– Ничего. Сейчас я хотела бы отдохнуть, если можно.
– Разумеется, миледи. Я буду прямо по коридору, если понадоблюсь вам.
До конца недели я почти не покидала свои покои. В Новом Замке не было никого, с кем бы я хотела увидеться, и меньше всего – с Сиреном. Он приходил еще раз, но я отказалась разговаривать с ним, и он больше не предпринимал попыток. Но каждую ночь, когда все остальные обитатели замка находились в своих постелях, я ходила в портретный зал, где разговаривала с Зейди. По большей части я просила у нее прощения за то, что подвела ее, за то, что подвела всех. Единственное, что было сильнее моего желания вернуться к своей семье, – это мой страх за свой народ. Если бы не он, я бы сбежала или умерла, пытаясь это сделать.