Корона крови и руин

– Вечно ты перетягиваешь одеяло на себя, – усмехнулся я.

Впервые за этот день Сол улыбнулся. Слабо, но улыбнулся.

– Расскажешь мне о Торстене? Как он, на самом деле?

До сих пор он не спрашивал, а я не заводил этот разговор первым. Боль сердца лучше не тревожить.

– Характер все такой же скверный, – я прислонился плечом к стене. – А сердце все такое же верное. Когда он узнал, что ты жив, он превратился в того Торстена, которого я всегда знал.

– Упрямый. Жесткий, – Сол усмехнулся с оттенком тоски. – Решительный.

– Да. Он откажется покидать этот мир, пока не сможет хотя бы снова прикоснуться к тебе.

– Я все думаю, как мы с Тором, будучи мальчишками, дразнили отца за то, как много он говорил о маме. Тогда любовь и сердечные дела были для слабаков, конечно.

– Конечно.

Сол потер затылок, глядя на золотой закат.

– Папа всегда рассказывал нам великие истории о том, как любовь к ней не раз спасала его. Говорил, как сильно он желает, чтобы его дети нашли кого-то, кого они могли бы любить так же, как он любил свою королеву.

Я прошерстил собственные воспоминания о разговорах с отцом. Он часто говорил похожие вещи разными способами. В этом был весь Арвад Ферус. Он всегда говорил с нами так, чтобы затронуть индивидуальные струны наших душ и учесть интересы каждого. Сол любил охоту. Я – спарринги. Херья – конные прогулки в горах.

– Думаю, он был бы рад, – сказал Сол, – если бы знал, что мы все нашли эту любовь. Это поможет нам пройти через все испытания. Мы сражаемся за тех, кого любим, а они сражаются за нас.

– Любовь всегда подпитывала силу Этты, – я сжал его плечо. – И всегда будет.

– Кто-то идет, – Гуннар отпрянул от двери. – Разрешите мне использовать месмер. Мне нужно попробовать еще раз.

– Нет. В прошлый раз все закончилось дополнительной охраной и новыми украшениями. – Я поднял свои запястья, теперь опоясанные двумя горящими серебряными браслетами.

Несколько дней назад мы подумали, что Гуннар убедит одного из крепостных отпустить нас на свободу. Это сработало. После он переключился на стражника, но магия жгла ему голову так сильно, что его чуть не вырвало.

Никто из Воронова Пика не понял, что именно произошло, но они заподозрили, что кто-то из нас сломил магию пут, и скоренько усилили охрану.

Гуннар целый день лежал болезненно бледный.

Он выругался себе под нос, в сотый раз вспоминая своего отца. По словам мальчика, Хаген Штром обучал его магии. Еще одна причина найти этого человека. Он был нужен сыну.

Каждую ночь крепостные являлись разные. Сегодня пришла худая женщина с черными кудрями. Она смотрела в пол, а когда подняла глаза, мне пришлось моргнуть. Радужки вокруг кошачьих зрачков у нее были зеленее весенней травы. Уши не заострялись, но, возможно, в ее крови жила частичка нимфы или лесного фейри.

– Вас сегодня пригласили обедать за высоким столом, – сказала она.

Ах. Игра менялась.

Волосы у меня на макушке встали дыбом, но я спрятал свою тревогу под лукавой ухмылкой.

– А если мы откажемся?

– Мне велели передать, что отказ невозможен, – ее взгляд метнулся к Гуннару. – Если вы заботитесь о своем племяннике. Могу я идти? – Она говорила с присвистом, как легкий ветерок.

Двое воронов нетерпеливо отпихнули женщину в сторону и одновременно сунулись в дверной проем.

– Что выберешь, Ночной Принц? Надеюсь, ты откажешься – я бы с удовольствием потыкал в мальчишку ножиком. Мы ждем новых экспериментов.

Я сцепил зубы. Не от страха перед этим чертовым глупцом, а от поднявшейся внутри темной, зловещей волны, обагрявшей кровью каждое мое желание. С каждым днем отголоски моего проклятия бурлили, пробиваясь наверх. Словно пробуждаясь от долгого сна, тяга убить превращалась в потребность при каждом резком слове, при каждой угрозе.

Этого ворона, как и других, я мысленно отправил в комнату пыток в своей голове. Больше всего на свете я боялся жажды крови. Когда все закончится, останусь ли я по-прежнему тем человеком, которого любила Элиза, или снова стану зверем, живущим ради смерти и ненависти?

На вершине лестницы к воронам присоединились еще пятеро. Они окружили нас плотным кольцом, и мы едва попадали ногами по ступенькам, так тесно стало идти.

Мы все молчали, обдумывая происходящее и готовясь ко всему. Руна и Колдер делали хитрые ходы, но мы как-то умудрились пережить их все. Теперь потребовалось бы многое, чтобы сломить нас.

Большой зал был пуст. Окна закрыты ставнями. Свет исходил от нескольких факелов в углах и свечей на массивном столе в центре зала. Тарелки уже были расставлены, и я ненавидел реакцию своего тела на насыщенные ароматы жареного мяса, теплого хлеба и чистого, отличного эля.

До сих пор мы держались на зерновом хлебе и вареных кореньях.

Я нахмурился, почти разочарованный. Если накормить и обогреть – лучшая манипуляция, что им удалось придумать, то ложным королю и королеве придется разыграть другую партию. Мы с Солом умели неделями жить на талом снегу и коре деревьев.

Двери позади нас распахнулись.