Макей сунул руку в карман, чтобы извлечь его, но человек, стоящий у перил лестницы, неожиданно распрямился. Жигану потребовалась всего лишь сотая доля секунды, чтобы рассмотреть его лицо. Особенно выделялся его высокий лоб и близко посаженные глаза, колюче взглянувшие на Макея. Так может смотреть только профессиональный убийца, шлифующий свое мастерство на каждой новой жертве. В руке мужчины сверкнул кастет. У Макея создалось полное ощущение того, что лестница, изловчившись, лихо подпрыгнула и ударила его по лбу.
Макей не без труда разлепил глаза. В голове стоял невыносимый звон, она горела так, словно находилась в доменной печи. Перед глазами плыл красный туман. «Кровь», – сообразил Макей. Ад должен быть именно таким – невыносимым и болезненным. Правда, не хватает котла с кипящей смолой да парочки чумазых чертей. Но это все детали… А может, они где-то вблизи?
Откуда-то сверху раздалось довольное кряканье – а вот и бесы! Но в ту же секунду прозвучал вполне человеческий голос:
– А ты говорил, убил. – В тихом голосе звучала нешуточная обида. Похоже, что и у чертей встречаются человеческие качества. Красная пелена понемногу размылась, и Макей увидел говорившего. – Я такую штуку не однажды проделывал. Чего зазря человека-то губить. Глядишь, еще детишек нарожает, жизни порадуется. На лбу-то кость потолще, вот сюда и надо бить. А ежели малость ниже ударил да в переносицу угодил, тогда кранты! – объяснял тот самый мужчина, который встретился Макею на лестнице. – Проверено. Кость-то, она ломается, обломки в мозг идут. А лоб то, что надо, все выдюжит, – с видом знатока заключил громила.
Макей повернул голову. Рядом с громилой, нахохлившись, сидел Петя Кроха.
– А не помрет? – серьезно засомневался уркаган.
– Поживет еще, – убеждал его громила. – Молодой еще, кость не трухлявая.
– Взгляд-то осмысленный стал! – искренне порадовался Петя Кроха. – Соображает.
Макей осмотрелся. Меблированные комнаты, приходилось в таких бывать. Помнится, две недели назад гулял в таких с двумя подельниками, взяв крупную кассу. На следующий день голова от выпитого болела не меньше, чем сейчас.
Макей пошевелил руками, не связан. Но боль, вспыхнувшая в голове, мгновенно распространилась по всему телу. Нечего было и думать о сопротивлении: громила предупреждающе поиграл рукой, его пальцы были вдеты в массивный свинцовый кастет – двинет еще разок по лбу, пожалуй, копыта откинешь наверняка.
– Что надо? – слегка шевельнулся Макей. Голос его прозвучал негромко, но был тверд.
– Что же это мы как-то не по-людски живем? – жалостливым тоном заговорил Петя Кроха. – Вроде бы одним делом занимаемся. Друг дружке помогать должны. В нынешнее-то время без поддержки ой как трудно! – покачал головой старый уркаган. – Вот ты посмотри, Макей, на нэпманов, они все друг за дружку вот так держатся! – правая ладонь уркагана крепко сжалась в кулак Пальцы у него были не по-стариковски крепкими, поросшими курчавым волосом. – А мы что? Вместо того чтобы вместе держаться, друг дружку режем. Вон сколько урок да жиганов в лагерях погибло, и не сосчитать! Сколько мы раз говорили жиганам, встретиться надо, обсудить. А они нас, уркачей, за черную кость держат, нос в сторону воротят. А обсудить есть что, – голос Пети Крохи сделался тише, но в нем послышались угрожающие нотки. – Ты сейчас поднимайся и топай к Кирьяну… Знаю, знаю, он в Москве, меня не проведешь. Скажешь ему, что урки встретиться с ним хотят, правилка его ждет. А его девочка… пусть не беспокоится, с ней ничего не случится, если он сам того не желает. – Кроха показал взглядом в соседнюю комнату и сказал: – Она сейчас там, на диване сидит и пряники тульские жует… с чаем. Ну, так ты идешь? Или тебе помочь подняться? – и вновь в его голосе прозвучала неприкрытая угроза.
Макей поднялся не сразу. Сначала он встал на четвереньки. Постоял немного, привыкая, после чего, хватаясь за стену, поднялся.
Уркачи наблюдали за ним с интересом. Точно так смотрит кошка на замученную мышь, соображая, стоит ли с ней играть дальше или пора уже придавить лапой.
А когда Макей поднялся в рост, громила по-щенячьи радостно завопил:
– Гляди-ка ты, встал! Ну, молодец, поднялся. А ты говорил, убил! Не впервой, я знаю, куда бить! – возбужденно размахивал он кастетом. – Надо точно посередине, так оно вернее будет.
Лицо Кирьяна все более покрывалось бледностью. А когда Макей наконец замолчал, он некоторое время сидел неподвижно, разглядывая наколку на кисти – полукруг солнца с расходящимися лучами, затем устало спросил:
– У тебя все?
– Все, Кирьян, – неуверенно отвечал Макей и, потрогав кровоподтек на лбу, добавил: – Не знаю, как сам уцелел, едва без мозгов не остался.
Получилось неубедительно – подвела улыбка, короткая и одновременно виноватая.