— Так вот, пан. Там стоит пушка калибра сто двадцать пять миллиметров. И если закрепить напротив нее коровью тушу, а потом выстрелить, то эту горемычную тушу распылит на атомы. Ни единого следа не остается. Ни единого. Представляете?
Тот механически кивнул.
— Давайте подпишем документы и пойдем спать, — заверил я столь же спокойным и доброжелательным голосом.
— Я подпишу, — дернулся он и с испугом отодвинулся к Артему, бросив на него жалобный взгляд, словно в поисках защиты. — Где подписать?
— Работайте. Но если что — я рядом, — одобрил я его энтузиазм и направился на кухню.
Есть хотелось страшно — с утра маковой росинки во рту не было.
— Получилось, Максим Михайлович? — осторожно спросил юрист, наливая воды в протянутый мною стакан.
— Дипломатия — это мое, — довольно кивнул я.
В общем, в гостиной справились, пока я завершал поздний ужин.
Нам достались пакет подписанных и заверенных документов, ключи, кредитные карты и деньги, пану — одежда.
Все вместе, уже договорившись, что нет между нами больше конфликта, спустились вниз на лифте. Вышли из здания, попрощались и направились по своим делам.
Только вот пана Янковского больше не пустили обратно внутрь парадной.
— Подождите, но я здесь живу! — негодовал он в голос, что было слышно и нам.
— Ваш ключ и карту жильца, будьте любезны, — настойчиво спросил охранник.
— Эти забрали, — оглянулся он на нас. — То есть… я хотел сказать, я потерял! Номер пять тысяч двести тридцать! Извольте проверить!
— Одну минуту… Номер только что сдан обратно.
— Я передумал!
— В таком случае будьте любезны оплатить за проживание.
— Я уже заплатил! За месяц!
— Но вы сдали апартаменты в неподобающем виде, который был компенсирован за счет остатка средств по аренде. Пункт договора шесть-двенадцать.
— Это какое-то мошенничество!
— У вас есть еще вопросы, господин?
— И где мне теперь жить?!
— Не могу решать за вас, господин.
Мы с Артемом понимающе переглянулись и, попрощавшись с юристами, направились к «мерседесу».
Длинный день и ночь подходили к концу, хотя просто так его нам завершить не дали.
— У вас будут проблемы с Глинскими, — сочувственно произнес представитель хозяина этой части города, принимая свою долю в виде документов на одну из фирм с солидной суммой на счету.
Условно, пришлось отдать половину всего, что удалось выбить из скользкого и откровенно мерзкого упыря, который до сих пор продолжал бесноваться перед порогом высотки.
— Мы могли бы помочь с их решением, — добавил чиновник со скрытой досадой, заметив в ответ на его предложение откровенное равнодушие на моем лице и столь же яркое проявление чувств у Артема.
Явно на вторую половину от награбленного у грабителя нацелился.
— Глинские — очень сильный род, им очень не понравится, что с одним из их клиентов можно сотворить… Восстановление справедливости без их участия, — тщательно подобрал он слова. — Для репутации рода и бизнеса будет вредно, если они оставят все так, как есть. Мой господин не хотел бы, чтобы пострадали такие достойные люди, как вы.
— Благодарим, но в вашем содействии нет необходимости, — нашел в себе силы на вежливость Артем.
— Я полагаю, вам следует уточнить, что хотел бы ваш господин, — вежливо попенял я чиновнику. — Заодно спросите господина, как
— Я передам это моему господину, — коротко поклонился он и ушел к своей машине (кстати, чистокровный «роллс-ройс»), прижимая папку с бумагами.
— Я не понял… — после паузы, хмурясь и явно обдумывая, произнес Артем, — почему «она», если «господин»?
— Как фирма называлась, на которую мы часть денег перекинули и отдали?
— «ООО „Роза“».
— Дарите девушкам цветы, — важно поднял я перст ввысь.
Артем фыркнул и повел машину. Понятное дело, никаких Глинских он не боялся просто по происхождению.
Мне же было настолько наплевать на род, который ведет себя нагло и вызывающе, прикрываясь силой охранного сообщества Древичей… что становилось даже неловко, как представишь, что с ними будет, если Древичи внезапно расторгнут контракт. Впрочем, до этого не дойдет — местная хозяйка сама урезонит недовольных аристократов хотя бы из-за участия в этом деле князей Шуйских. Это ж какая радость будет древнему роду подхватить прямой намек на войну и с чистой совестью снести символ попрания их прав и вольницы… А ведь высотки хозяйке нравятся, не захочет она их терять — хотя бы потому, что нет в стране иного места, где так болезненно и демонстративно щелкают по носу представителей древнейших родов.
— У тебя можно будет заночевать? — спросил Артем.
— Конечно.
— Максим… — произнес он уже после того, как мы доехали до моей высотки, но еще не вышли из машины. — Не сочти за наглость и не обижайся. Хочу стребовать с тебя долг, — помрачнел он, явно без особого удовольствия произнося эти слова.
— Говори.