Короткая память

Опять наступила пауза.

— Я, Мотя, за все уже расплатился, — сказал Беляев. — Сполна! По самому крупному счету...

Ветер подул.

На деревьях зашумели листья.

— Могу тебе сказать, — Игорь Степанович посмотрел вверх, на деревья. — Из протокола-то осмотра следует, что не я заехал на полосу Терехина, а, наоборот, он на мою. Сегодня мне прокурор сообщил...

Кудинов не сводил с Игоря Степановича взгляда. Тихо произнес:

— Но ты же совсем другое говорил?

— Говорил. А они рулеткой мерили. По сантиметру... Стало быть, это еще большой вопрос, Мотенька, Кто из нас виноват — я или Терехин. Кому по справедливости полагается тюрьма…

* * *

Следователь Зубков допрашивал Игоря Степановича.

— Значит, вы утверждаете, что были на полосе Терехина? — спросил Зубков.

— Если мне не изменяет память, — сказал Беляев.

Зубков с любопытством взглянул на него:

— То есть? Вы что же, не уверены?

— А как я могу быть уверен? — сказал Беляев. — Все произошло мгновенно. Удар, огонь... Эта страшная картина...

— Как же тогда понимать ваше заявление? — спросил Зубков.

— Я думаю, вряд ли это надо объяснять, товарищ следователь, — сказал Беляев. — Если б вместо вас мог пойти под суд другой человек, вы бы тоже, надо полагать, не бездействовали.

— В любом случае я бы придерживался истины, — сказал Зубков.

— Вот мне и казалось, что я придерживаюсь истины, — сказал Беляев.

Зубков опять с интересом взглянул на него.

— Казалось? — спросил он. — А теперь больше уже не кажется?

— Не знаю, — сказал Беляев. — Этот след самосвала на моей полосе... Все его видели, зафиксирован в протоколе... Вполне допускаю, что я мог и ошибиться.

— Значит, отказываетесь от своего заявления? — спросил Зубков.

— Я подвергаю его сомнению, — твердо сказал Беляев.

* * *

... — Метр десять плюс ширина самосвала, два тридцать семь, — Зубков смотрел на сидящего перед ним Терехина. — Получается, Терехин, что вы заняли ровно сорок семь сантиметров встречной полосы...

Терехин вздохнул.

— Не было этого, — сказал он.

— А как мы с вами докажем?

— Не знаю.

— Вот и я, Терехин, не знаю.

Они помолчали.

— След на асфальте был же, раз мы его зафиксировали? — спросил Зубков.

— Был, наверное.

— Расстояние от бордюра я при вас мерил?

— При мне...

— Протокол мы с вами оба подписали?

— Да.

— Что же прикажете теперь делать?

— Не знаю, — опять сказал Терехин.

— Послушайте, Терехин, — рассердился Зубков. — Вы это бросьте — в незнайки играть. Вот здесь, — он ткнул пальцем в папку с делом, — черным по белому написано: ехали по встречной полосе и сбили Беляева.

— Честное слово, нет, — сказал Терехин.

Зубков насмешливо посмотрел на него.

— Под честное слово, Терехин, суды у нас еще никогда никого не оправдывали...

Терехин поднял голову.

— Ладно, пусть, — неожиданно сказал он. — Делать нечего.

Зубков внимательно смотрел на него.

— Вы что же, признаете себя виновным? — не сразу спросил он.

— Нет, — сказал Терехин. — на «жигуленка» я не налетал. Только это неважно.

— Как это неважно? — спросил Зубков.

— Неважно, — повторил Терехин. — Виноват не виноват, ничего от этого не изменится.

— То есть? — голос Зубкова прозвучал строго. — Что вы имеете в виду?

— Не изменится... — горестно вздохнул Терехин.

* * *

Актовый зал Дворца металлургов был переполнен. Шло торжественное заседание, посвященное пятидесятилетию молибденового комбината.

В президиуме среди почетных гостей находились председатель горисполкома Фомин и прокурор города Иван Васильевич.

Старик Беляев тоже занимал место в президиуме, сидел в первом ряду с краю.

И сын его, Игорь Степанович, был здесь.

Председательствующий объявил:

— Слово имеет профессор Игорь Степанович Беляев.

Тихо стало в зале.

Люди с любопытством разглядывали Беляева-младшего.

В самом конце зала рядом с яркой пышной блондинкой сидел начальник ГАИ Авдеенко. Он наклонился к своей соседке, что-то ей шепнул. Та улыбнулась, закивала.

И следователь Зубков был здесь. Пришел перед самым началом, свободного места уже не нашлось, и потому он стоял в проходе.

Игорь Степанович Беляев поднялся и неторопливо пошел к трибуне.

Облокотился на нее. Выждал паузу. Сказал:

— В прошлом году в Женеве один мой швейцарский коллега спросил меня, почему русские так любят поговорку: «Не боги горшки обжигают». Я рассказал ему про своего отца.

Старик Беляев в президиуме не пошевелился. Казалось, он ничего не слышал.

Игорь Степанович продолжал:

— Мой отец начал свою карьеру погонщиком ослов... Полвека назад на ослах, впряженных в арбы, доставляли сюда, на гору Свинцовую, материалы для будущего рудника... Однако на ослах далеко не уедешь, понадобились грузовики, и отец мой выучился на шофера... Первую машину с грузом для строительства молибденового комбината поднял в горы бывший погонщик ослов Степан Алексеевич Беляев.

В зале захлопали.

Старик Беляев по-прежнему сидел неподвижно как изваяние.