Корпоративное бессознательное

Дело в словах. Слова обозначают понятия, объекты мышления. Чем обширнее кругозор человека, чем разнообразнее и сложнее его внутренний мир, тем больше различных слов он использует в своей речи. Слова произносят, чтобы выразить мысль. Если слова яркие, точные, выражения меткие – не значит ли это, что человек остроумен, а мир его идей обширен и многомерен? И если словарный запас строго лимитирован, если на языке всякий раз одни и те же слова – не значит ли это, что в голове постоянно одни и те же мысли?

«И как тогда характеризует координатора его переусложнённая, тяжеловесная манера речи?»

Поля впереди истекали тягучим дрожащим жаром. Дым из сжигателя мучительно полз среди колосьев. Громадное тяжёлое солнце неторопливо двигалось к горизонту, становясь всё больше.

«Язык влияет на мышление. Если не определяет полностью, то уж точно влияет. Правильно ли ограничивать себя скудным запасом сухих слов официально-делового стиля? Нужно ли постоянно ставить свою речь и свои мысли в жёсткие рамки бизнес-терминологии? Какой в этом смысл? Это не профессионально-техническая лексика, где термины обозначают уникальные понятия, для которых никаких других слов просто нет».

Или у Райтнера это получается непроизвольно? Может, годы общения на бизнес-языке его искалечили и он уже напрочь позабыл большинство простых, обыкновенных слов? И говорить иначе уже просто не способен?

Профессиональная деформация. Привычка, ставшая частью личности. Точно так же Лестер в своё время привык исполнять распоряжения и указания и уже перестал оценивать их критически.

«Тебе-то это известно». «Для таких, как ты и я…». Кеорт нахмурился. На что намекал заместитель координатора?

На висках прямо в жарком воздухе будто намёрз лёд. Во рту появился гадкий привкус.

Кеорт полез в карман за таблетками, не глядя ощупал упаковку. Пальцы натыкались на пустые ячейки – одна, вторая, третья… Он поднёс гибкую пластинку к глазам, вытряхнул последнюю таблетку на ладонь. Они кончились. Это произошло совсем незаметно.

Он покатал рассыпающийся белый диск на ладони. «Где теперь достать ещё? Таблетки были у меня… всегда. Как и головные боли. Я принимаю их после той травмы. После того случая, когда…»

Перед глазами всё расплылось, стало ненастоящим, похожим на сон, от которого на мгновение проснулся, а потом – очень ярким, будто он смотрел на солнце. Внутри черепа вспыхнул первый уголёк боли. Кеорт бросил таблетку в рот, пока уголёк не превратился в костёр, опёрся спиной о шершавое железо, приказав себе думать только о том, что он видит сквозь заросли плюща.

Боль не исчезла совсем, стала вязкой, как текущий по полю дым. Сжигатель источал серую пелену, она сбивалась среди стеблей в плотную непроницаемую массу, в которой вяз солнечный свет.

Мысли клубились внутри головы беспокойным дымным морем.

Всё это, неправильное, что я вижу в этом посёлке – это всё присуще только «Иллакису» или всем компаниям вообще? И разница только в логотипах и названиях? А если в моей компании, когда я её найду, будет то же самое?

Холод от железа медленно растекается по спине. Это всё неправильные мысли. Их следовало бы сжечь в закопченном боксе. Если бы можно было, он бы так и сделал.

Поле погружалось в сумерки. Со стороны полей не доносилось ни звука, глаза Кеорта не улавливали никакого движения.

«Они не придут. Не сегодня».

Кеорт прислонил карабин к округлому боку башни, вынул из сумки бутерброд с жареными овощами и начал есть, глядя на поля.

«А что плохого в том, чтобы подражать начальнику?» – Кеорт пережёвывал мысли, как хлеб. – Что из того, что Лестер старается походить на координатора? И кто я такой, чтобы судить руководителя? Пусть даже и не своего? Координатор – лицо, наделённое полномочиями, он принимает решения. Это ответственное дело. Принимать решения… наверно, с этим справится не каждый».

Он с трудом проглотил кусок. Местный хлеб ему нравился, овощи – нет.

«Сплошные овощи в этом посёлке».

Кеорт не донёс остатки бутерброда до рта и замер. Только что произошло некое событие. Был какой-то звук. Как будто… как будто кто-то закашлялся, как бывает, если надышаться дыма, едкого дыма из сжигателя… или пыльцы этих тёмно-зелёных растений в сиреневых прожилках, которые растут в большой оранжерее.

Кеорт напряг глаза, вглядываясь в пыльные оранжерейные стёкла.

Блик. Солнце отразилось от объекта, движущегося в оранжерее. Темные силуэты за буйной растительностью.

«Они уже внутри, идут сквозь оранжерею».

Кеорт выронил остатки бутерброда, схватил карабин, направил ствол в сторону оранжереи и замер.

Стрелять было не в кого. Видно было только неясное мельтешение за пыльными стёклами. Кеорт покрылся испариной, футболка под курткой моментально прилипла к спине.

«Что это со мной? Почему я так нервничаю? Такого не должно быть».