Кортик. Бронзовая птица. Выстрел

- Он хвастун, оказывается, вот почему его называют Альфонсом Доде… Но, знаете, сегодня он хвастается ножом, завтра пустит его в ход. Мы в обществе «Друг детей» часто сталкиваемся с подобными ситуациями - один негодяй портит десяток детей: они тоже заводят ножи.

- Этого мы ему не позволим, - сказал Генка, - как нибудь справимся. Не с такими справлялись.

- Между прочим, - сказал Навроцкий, - у одного моего приятеля есть итальянский детекторный приемник. Свой вы, наверно, сами собрали?

- Сами, - подтвердил Генка.

- Ну вот, а то фабричный, настоящий, их производят в Италии. Если хотите, я попрошу на время, вы послушаете, может быть, скопируете что либо.

- Спасибо, мы попробуем свой, - ответил Миша.

- Желаю успеха, - сказал Навроцкий.

Глава 11

Тот же комод, покрытый белой салфеткой с кружевной оборкой, квадратное зеркало с зеленым лепестком в углу, моток ниток, проткнутый длинной иглой, старинные фотографии в овальных рамках с тиснеными золотом фамилиями фотографов. Мало что изменилось в этой комнате. Только вместо широкой кровати с горой подушек стояли две узкие койки: одна, огороженная занавеской, для тетки, другая для Генки. На маленьком столике в углу - детекторный приемник, пачки тонкого шнура в белой обмотке, шурупы, гайки, винты, отвертка.

Генка присоединил антенну к приемнику, надел на голову наушники и, осторожно тыкая острием иглы в камешек, пытался поймать какую нибудь станцию. Из наушников доносились шипение, хрип, свист. Генка положил наушники в стакан. Сквозь хрип и свист донесся далекий глухой голос: «Из Парижа передают: правительство Пенлеве Бриана Кайо поставило в палате депутатов вопрос о доверии…»

- Ну что? - торжествующе спросил Генка.

- Блеск!

- Красота!

Однако опять хрипение, свист, треск и шум…

- Ничего, - сказал Генка, - будет работать не хуже итальянского.

- А ты его видел, итальянский? - спросил Славка.

- Рассказывал тут один тип, Валентин Валентинович, предлагал даже. Зря ты, Мишка, отказался. Была бы хоть польза от нэпмана.

- Он не нэпман, а агент по снабжению.

- Один черт! Посмотри на костюм, галстук, лакированные ботинки.

- Ты примитивный социолог, - сказал Миша, - для тебя одежда - главный признак классовой принадлежности.

- Больше того! - подхватил Генка. - Признак его психологии. Человек, возводящий в культ лакированные ботинки, пуст, как барабан.

- Культом могут стать и стоптанные сапоги.

- Просто у меня нет других.

- Возможно, Валентин Валентинович не так уж плох, - заметил Славка.

- Тогда с Витькой другой бы побоялся ввязаться, а он вышел и сказал правду.

- Это так, - согласился Миша, - и все же… Гладкий, сладкий, обходительный…

- Коммерсант, он и должен быть обходительным.

- Зимин приказал задержать его вагон, а Красавцев отправил. Потом я их видел вместе в ресторане. В чем суть махинации?

- Дает Красавцеву в лапу, а тот ему побыстрее отпускает товар, - объяснил Славка.

- Спокойно ты об этом говоришь…

- А что?! Стенать, рыдать, посыпать голову пеплом? Только слепой не видит, что делается. Хапают, рвут, тащат, дают взятки, берут взятки. Мелкота все сваливает на четыре «у»: усушка, утруска, угар, утечка; крупняки становятся миллионерами на четырех «без»: бесхозяйственность, безответственность, безграмотность, безразличие. Какое мне дело до Навроцкого, до Красавцева, когда их тысячи.

- Рано ты складываешь оружие.

- Просто я вижу немного больше. Другая, знаешь ли, площадка.

- Эстрада для оркестра.

- Ты хочешь меня оскорбить?

- Просто я хочу сказать, что ресторан не такая уж высокая площадка для обозрения жизни.

- Тебе остается добавить, что я гнилой интеллигент.

- Не надо говорить за меня, - возразил Миша. - Я могу сам за себя сказать…

- Пожалуйста, говори!

- Могу. Не следует собственные невзгоды превращать в барометр, в мерило жизни всего человечества. Тебе сейчас плохо, да, плохо, трудно. Но это не значит, что наступил мировой потоп. Он еще не наступил. Ты видишь нэпманов, аферистов, взяточников, но жизнь - это не только ресторан «Эрмитаж», жизнь значительно больше, чем ресторан «Эрмитаж». И если кучка паразитов, именно кучка, обворовывает государство, крадет и расхищает народное добро, вряд ли можно быть безразличным.

Этот разговор должен был рано или поздно произойти, он просто откладывается. Все же Генка примирительно сказал:

- Я думаю, вы оба неправы. Безусловно, ты, Славка, субъективен. Нэп - это временно, и нельзя так обобщать. С другой стороны, ломать голову над их делишками тоже не следует. Нам в их коммерции не разобраться, да и есть кому разбираться помимо нас. У нас свои задачи и свои обязанности, мы уклоняемся от них, прямо говорю. Юра и Люда шатаются по ресторанам - разве им место в советской школе? А мы молчим, мы в стороне. Витька Буров разлагает учащихся нашей школы, малолетних, заметьте, - мы опять в стороне, опять молчим.

- Им интересно с Витькой, - сказал Славка, - он их заворожил Крымом.

- Ах, так? У него, у Витьки, значит, романтика, а у нас скучная проза. Это ты хочешь сказать?

- Именно это, - подтвердил Славка.

- Ну, знаешь… Защищать Витьку… - развел руками Генка.