Корвус Коракс

Сразу за дверью кабинета нас встретили приглушенный птичий клекот, мерное жужжание насекомых и умиротворяющий шелест листвы – это два тукана-близнеца на жердочке под потолком старательно воспроизводили типичные звуки тропического леса. Оформление кабинета здешние дизайнеры наверняка подсмотрели в комиксе «Джуманджи»: ковер в виде зеленой подушки мха мягко пружинил под ногами, стол был с трех сторон оплетен бурыми узловатыми корнями, из стен выступали побеги баобабов. На этом фоне я не сразу заметил медно-никелевого олигарха, а когда заметил – невольно ему посочувствовал.

До сих пор Костанжогло встречался мне только на литографиях и максимум по пояс, сейчас же представился случай увидеть его целиком. Первое, что бросалось в глаза, – толстые подошвы и огромные каблуки. По сравнению с Фишером Гога выглядел коротышкой. Но главная беда Георгия Аристотелевича была даже не в небольшом росточке, который резко не соответствовал длинному горделивому отчеству. Весь он был какой-то нескладный, непропорциональный, как будто его сплющили по вертикали: короткие ножки снизу, небольшие ручки по бокам, широкие плечи и крупная голова сверху. Лицо Костанжогло было сейчас растерянным и злым.

– Значит, опять не пришел? В третий раз? – без предисловий спросил Вилли Максович, рукояткой сачка оттесняя олигарха обратно к столу, где громоздились тарелки с нетронутыми деликатесами из сои. – Подставил и слил в унитаз? Перевел на тебя стрелки? Я так и знал!

Металл в голосе старика был самым натуральным – даже гранд-мастер покера не распознал бы липы. Чтобы не встретиться взглядом с Костанжогло и случайно не выдать Фишера, я задрал голову и стал разглядывать туканов. Судя по окрасу, оба самцы. Для музыкалки этот вид почти не используется – огромные клювы слишком резонируют на низких частотах. Зато природные шумы туканы имитируют отлично. Я прищурился, пытаясь представить себя в девственном лесу. Но мои буколические фантазии на лету разбивались о тяжелые словесные глыбы Фишера.

– Если бы твой замечательный папа не был моим близким другом… Если бы твоя героическая бабушка не была лучшей связисткой в нашем партизанском отряде… – Одной рукой Вилли Максович держал олигарха за шкирку, словно кутенка, а другой методично стучал по столу рукояткой сачка. Тарелки и бокалы нервно позвякивали в такт. – Думаешь, захотел бы я помочь разгрести твое говно? Думаешь, я бы вообще разговаривал с тобой? Я ведь объяснял тебе еще десять лет назад, когда ты размыл контрольный пакет и нагрел своих друзей – самых первых акционеров: совесть, Гога, это нравственная категория, позволяющая отличать дурное от доброго. Нравственная! А ты чем занимался эти годы? А ты с кем связался? Эх!

Последнее «Эх!» старик сказал так громко, что туканы – птицы сообразительные – дружно смекнули: их рабочий день на сегодня закончен. В джунглях внезапно наступила тишина.

– Короче, расклад такой. – Фишер выпустил шкирку Костанжогло и демонстративно отряхнул руку. – Или ты мне рассказываешь, кто тебя подписал отстегивать Утрохину и остальным пионерчикам. Или я отсюда уйду, а ты останешься крайним. Один! Я слушаю!

Гога угрюмо промолчал, опустив взгляд на зеленый мох ковра.

– Ну? Говори, кто тебя поматросил и бросил? Я все равно узнаю, не сомневайся, но если не от тебя, мы потеряем сутки. А за сутки всякое может случиться…

Вилли Максович с силой подкинул вверх тяжелый хрустальный бокал и поймал его сачком в нескольких сантиметрах над макушкой Гоги. Тот втянул голову в широкие плечи, но по-прежнему не издал ни звука.

– А-а, – Фишер нехорошо улыбнулся, – ты еще веришь в свою охрану? Надеешься, что тебя спасет придурок с гранатометом, которого даже мой юный помощник, – старик кивнул в мою сторону, – вычислил на раз? Лучше задай себе вопрос: как мы тебя здесь нашли? Ты думаешь, что тебя не отыщут другие? А у них, сам понимаешь, будут уже не сачки для бабочек… Кто он?

Костанжогло глянул на него исподлобья и жалобно протянул:

– Дя-а-а-адя Вилли…

– Спрашиваю в последний раз! Как – его – зовут?

– Вла… – выдавил Костанжогло. И словно подавился именем на полпути.

– Кто-кто-кто? Не слышу!

– Владик, падла…

– Какой еще Владик? Конкретнее! Владиков у нас много!

Медно-никелевый олигарх страдальчески сморщил лицо:

– Вы всё шутите, дядя Вилли. Сами же знаете, Владик такой у нас один. Советник президента по нацбезопасности. Владлен, с-с-с-сука, Сергеевич Сверчков…

Глава восемнадцатая. Клин клином

Ночью ко мне пришло озарение. Я не стал дожидаться утра, вскочил с кровати и растолкал Фишера. Старик, толком не проснувшись, бросился плашмя на пол, выхватил из-под подушки «ТТ» и нацелил его сперва на дверь, потом на окно. Убедившись, что наш номер никто не берет штурмом, Вилли Максович сел на кровать. Отложил пистолет, протер глаза и с упреком сказал: