Кощеева невеста

— Переходи сразу к сути! — прикрикнул Кощей.

Болотник весь затрясся как осиновый лист и, зажмурившись, выпалил:

— Наследник Лютомил вовсе не парень, а девица. Нас всех обманули! Ква-клянусь, я сам в-видел!

Толпа в зале снова загудела, почти заглушив возмущённый возглас княгини Алатаны:

— Это неслыханное оскорбление! Болотник лжёт!

Лютомил побелел как полотно и, бросив на Лиса ненавидящий взгляд, недвусмысленно провёл рукой по шее: мол, убью.

— Мне кажется, тут какая-то ошибка… — начал было Ардан, но его никто не слушал. Все взгляды были обращены к наследнику — и Кощеев тоже.

— Выйди, Лютомил, — приказал он. — Скажи народу — и мне — правду. Развей сомнения.

Алатана, закатив глаза, упала в обморок на руки брата, но на неё не обратили никакого внимания. Лис так вообще был уверен, что княгиня ловко притворяется.

Лютомил на негнущихся ногах подошёл к трону и тихо заговорил:

— Отец, я могу всё объяснить. Только наедине, пожалуйста. Мы ещё можем уладить…

— Что-о-о? — Глаза Кощея превратились в узкие щёлочки. Он начал привставать.

Лютомил в ужасе попятился. Его губы задрожали, лицо покраснело, из глаз брызнули слёзы:

— Не виноватая я! Меня заставили! Это всё мать! Она настояла! И дядька Ардан! — от воплей княжича (или теперь правильнее будет сказать: княжны) у Лиса заложило уши.

Советник, заслышав эти обвинения, оттолкнул от себя обморочную сестру (та вмиг пришла в себя) и завопил что было мочи:

— Это поклёп! Я ничего не знал! Клянусь!

Алатана бросилась бежать, но дядька Ешэ ловко ухватил её за косу:

— А ну-ка стой! Мы же ещё не дослушали.

А новоявленная княжна продолжала сбивчиво сыпать словами:

— Батюшка, родненький, не губи! Я же всё ради тебя одного делала! Во всех науках старалась преуспеть. И даже Лютогора превзошла. Не в ответе я за то, что со мной во младенчестве сделали, за глаза оговорили. Это мамка нас всех обманула. Окурила чарами да травами, сделала так, чтобы люди видели не то, что есть на самом деле. И даже ты. Я как узнала — сразу хотела признаться, клянусь! Так они вдвоём меня стращать начали, — она кивнула на Ардана с Алатаной, — мол, возненавидит тебя отец, узнав правду, — так больно ему будет. Вот я и промолчала. Не из страха, а токмо из-за любви к тебе.

Возле советника Ардана тут же возникли два упыря и, ухмыляясь, взяли его под локотки. Тот вырываться не стал, лишь твердил одно и то же, словно заведённый:

— Я ничего не знал. Ничего не знал. Ничего….

Кощей молчал. Его лицо посерело — словно превратилось в камень, только нижняя губа подрагивала от ярости.

— В моём доме! — вдруг рявкнул он. — Прямо у меня под носом!!!

И наотмашь ударил Лютомила по щеке: раз, другой, третий.

— Не наследник. Ты. Мне.

Из толпы донеслись злые выкрики — ровно как в том кошмаре:

— Ничтожество! Дрянь! Пустолайка! Брехло позорное!!!

Княжна замотала головой, зажав уши руками, и упала на колени. Наверное, хотела вновь взмолиться о пощаде, но рыдания душили её, и язык не слушался.

Кощей перевёл взгляд на Алатану, яростно рвущуюся из рук Ешэ, и скомандовал:

— Эту бросьте в холодные палаты. Скажи палачам — пусть делают что хотят. Главное, чтобы не сразу подохла.

— Этого, — он кивнул на Ардана, — тоже в острог. Я с ним после сам потолкую.

Он встал, подошёл к рыдающему Лютомилу, ухватил его за волосы, заставляя поднять голову, и, заглянув прямо в глаза, тихо, так что услышали лишь те, кто стоял рядом стоял, процедил сквозь зубы:

— Как ты мог?

А уже во всеуслышание добавил:

— Было у меня два сына, да вот незадача — только один остался. Значит, ему и быть наследником. Подойди сюда, Лютогор. Есть у меня для обоих моих детей подарки. Но сперва — старшенькая.

Рывком он поставил рыдающую княжну на ноги.

— Не достойна ты более носить имя, которое я берёг для первенца. Отныне будешь зваться Доброгнева. Многому я тебя научил — в том числе и чарам, одурманивающим разум. За то, что ты и меня, отца своего родного, одурманила, будет тебе урок.

Он щёлкнул пальцами и явил из воздуха ожерелье с гранатами — точь-в-точь такое же, какое Лис видел во сне. Застёжки сомкнулись на шее Лютомила — теперь Доброгневы, — и княжна охнув, присела. Видать, тяжёленькое было ожерелье, словно хомут.

Лис сморгнул раз, другой… и подивился увиденному: куда только подевалось очарование сестры? Обычная зарёванная девица. Не красивая даже.

Придворные снова загудели. Кто-то выкрикнул:

— Смотри-ка! Ну и уродина!

Кричавший, конечно, был не совсем прав. Несмотря на исказившееся ужасом лицо и рассеявшиеся чары, уродиной Доброгнева не была. Ну, подумаешь, скулы оказались немного широковаты да на щеках виднелись небольшие шрамы-оспинки. Но это Лису так думалось — а он со своим оберегом от матушки всё-таки видел больше правды, чем остальные домочадцы.

Доброгнева стояла, вытянувшись как струна. Она больше не плакала, не заламывала руки, не пыталась умолять. Всё как отрезало. И Лис мысленно не мог не восхититься: всё же было в сестре определённое достоинство. Не всякий так быстро сумел бы совладать с чувствами. Особенно когда только что потерял всё, что имел.