Кощеева невеста

У дверей в Кощеевы покои их остановили две строгие мары — Маржаны среди них не было — и нестройным хором оповестили:

— Князь отсыпаться изволит, беспокоить не велел.

На Лиса это не произвело никакого впечатления. Он шагнул вперёд и с нажимом потребовал:

— Пропустите. Вести не терпят отлагательств.

Бдительные стражницы переглянулись. Похоже, они были в замешательстве. С одной стороны, Кощей, конечно, не велел… а с другой — княжичу вот так запросто не откажешь.

Пока они раздумывали, Лис заорал из-за двери:

— Просыпайся, отец! Беда! Предатель в замке!

Мар тут же как ветром сдуло, а двери сами собой распахнулись — путь был свободен.

Кощей, казалось, не спал — просто лежал с открытыми глазами. Взор был мутным, а взгляд — остановившимся. Лис доселе не видел отца спящим, но слухи ходили, что сон князя тоже был особенным и очень уж напоминал смерть: и без того холодная кожа леденела, руки-ноги деревенели, как у покойника, и даже дыхание останавливалось. Бр-р-р, жутко, наверное, с таким в одной постели проснуться. Особенно ежели не знаешь, что такой мёртвый сон бывает.

— Что за шум? — отец оторвал голову от подушки, моргнул. В чёрные глаза постепенно возвращалась прежняя ясность. — А, Лютогор, ты? И Мокша?

Он нахмурился. На лбу, обтянутом пергаментно-бронзовой кожей, пролегла глубокая борозда.

— Надеюсь, повод стоящий. А не то прокляну обоих, так и знайте. Ишь чего удумали — князя в неурочный час будить.

Тут-то Лис всё и выложил как на духу, периодически толкая Мокшу локтем в бок, чтобы тот поддакивал. Кощей с каждым словом становился всё мрачнее, а потом вдруг резко встал в рост (и как только умудрялся выглядеть грозно даже в ночной одёже?) и зычно рявкнул:

— Собрать всех в тронной зале! Немедленно!

— К-к-квак в тронной зале? 3-зачем? — обречённо всквакнул болотник.

Кощей вперил в него злой взгляд:

— Затем, что подобным обвинениям не след оставаться за закрытыми дверьми. Пущай виновные по закону отвечают. А коли сумеют оправдаться, вина падёт на головы обвинителей. Ясно вам? Лютогор, помоги мне одеться.

Лис подал отцу рубаху, жилет с высоким воротом и бархатный кафтан — те самые, что видел в кошмарном сне Лютомила. Вроде бы и не выбирал нарочно, а одёжа будто бы сама в руки прыгнула. Кощей натянул рубаху, поморщился, глядя на мятый чёрный шёлк, и швырнул в сына скомканным спальным халатом, мол, забери это и унеси с глаз долой.

Снаружи началась какая-то беготня, окрики и кряхтение злыдней — те всегда издавали странные звуки, когда особенно усердствовали.

— Посох мне! — скомандовал Кощей, протягивая руку. — Так, а теперь венец.

Княжеские регалии были тяжёлыми — Лис едва сумел их поднять. И как у отца только голова и руки не отваливались от такой тяжести? Небось, зачарованные реликвии, только своему хозяину служат — другого объяснения не было.

— За мной!

Кощей быстрым шагом направился в знакомую Лису круглую комнату — туда, где стояло навье зеркало. Остановился, полюбовался собственным отражением и, удовлетворившись видом, трижды тронул посохом серебряную оправу.

Зеркало пошло рябью, и через мгновение в нём возникло изображение тронной залы. Кощей кивком показал Лису, мол, идите первыми, пнул под зад замешкавшегося Мокшу — и сам шагнул следом.

Зала уже была полна народу — слуги постарались, подняли на уши всех. Одни явились бодрыми и одетыми, другие — считай, в чём их подняли с постели — босые, простоволосые. Кто-то напялил кафтан шиворот-навыворот, кто-то обул разные сапоги, а уж сколько человек позабыло снять ночной колпак — и вовсе не сосчитаешь. Оба советника и Лютомил с матерью тоже были здесь: чинно вошли, заняли свои места подле трона и замерли в ожидании. В воздухе стоял гул, словно в растревоженном улье, но при появлении Кощея всё вмиг стихло. Подданные смотрели на князя со страхом и тревогой, ожидая распоряжений.

Кощей поманил пальцем Мокшу. Тот на дрожащих лапках сделал шаг вперёд.

— Иди-иди, — навий князь взял болотника за плечи и развернул его к собравшимся. — А теперь поведай им всё то, что говорил Лютогору и мне.

Он сел на трон, подперев кулаком острую скулу, и приготовился слушать.

— Я? — Мокша нервно икнул и обернулся к Лису, ища поддержки.

Тот подбодрил, как мог, — шепнул одними губами: «Давай!»

Болотник в отчаянии вцепился в свои редеющие волосы и промямлил:

— Простите, люди добрые. Складно говорить не обучен…

— Так говори не складно, а как есть! — Кощей стукнул посохом об пол. — А сложно начать, так я помогу: Мокша собирается кое-кого обвинить. Говорит, среди вас затесался бесстыжий лгун и предатель. Так ведь?

— Д-да, — болотник облизнул пересохшие губы. — Б-более того, этот ч-человек угрожал мне. Говорил, м-мол, выдашь т-тайну, останется от т-тебя одно м-мокрое м-место.

— Воды с тебя и без того натекло изрядно, — буркнул себе под нос дядька Ешэ. — Если это, конечно, вода.

Лис отметил, как советник взглядом указал своим упырям встать у двери. Выходит, поверил, что дело серьёзное.

— Однажды в п-пруду, который наш к-князь милостиво п-пожаловал мне за услуги… — забормотал Мокша, не зная, куда девать руки.