Кошмар

Метнулась в кухню, куда-то за печку, в угол, шелестя там какими-то бумагами.

Ветер отпахнул ставню в кухне и опять захлопнул.

На крыльце послышались шаги.

Дверь из сеней отворилась; в нее, не торопясь, с некоторою торжественностью вступил атаман, за ним бабки и несколько дневальных. Сквозь их толпу протискался дьякон и, поздоровавшись с батюшкой, прошел в залу, говоря по пути:

-- Копием пробожу тя -- и восплачет Рахиль о детях своих.

-- Лисичка-то у вас? -- сказал атаман батюшке с грубым смехом. -- К вашему дому следок привел.

Он кивнул на Татьяну.

-- Нанялась к вам, что ли?

-- В работницы, -- сказал батюшка, -- у меня ведь, вы знаете, Митревна-то ушла.

-- Когда нанялась?

-- Да когда... Татьяна, ты вчера что ли, нанялась к нам?

-- Вче...ра! -- едва проговорила та.

-- И ночь эту провела у вас? -- допытывал атаман.

Батюшка замялся.

-- У нас! -- ответила за него попадья.

Атаман насмешливо посмотрел на батюшку.

-- Как же ваш работник говорил, что не видал ее?

-- Уж вы допросили! -- слегка нахмурился батюшка. -- Можно бы прямо у меня спросить. У всех работников глаза на затылке, а у моего Якова и те косые.

-- Это даже весьма невероятно! -- засмеялся атаман. -- В одной кухне ночевали, друг друга не видали.

-- Она у меня в комнате ночевала! -- сказала попадья из залы, -- что-то мне нездоровилось ночью, она за мною ухаживала.

Атаман оттопырил губы и слегка выпятил грудь.

-- Уж простите, батюшка! Как-никак, а мы ее уведем от вас. На часок не больше. Только в душу заглянуть, хе-хе! Трех девиц не досчитались: две уехали, а третья у вас.

Он обернулся к Татьяне.

-- Марш!

Татьяна, дико вскрикнув, прижалась в угол и загородилась корытом с только что приготовленным тестом. Потемневшие глаза ее с животным ужасом впились в лицо батюшки.

Щеки батюшки заалели.

-- К чему вы это, Александр Петрович, -- сказал он, -- у меня в доме... такой скандал!

-- Дело служебное! До вас это, батюшка, не касается.

-- Прошу вас! Оставьте!

-- И я вас тоже прошу! -- сказала попадья, выходя в кухню. -- Александр Петрович! Пожалуйста! Не мучьте девчонку! Я вам ручаюсь за нее, что у меня она ночевала... Чего же вам еще?

-- Извините! -- сказал атаман, -- это для меня даже очень удивительно, что вы блудницу покрываете! Из всего вижу, что она и есть преступница! К тому же Татьяну вчера вечером дома видели и сегодня, когда она к вам шла. Слова ваши, так сказать, противоречат. И вообще, дело это вас не касается. Я хозяин в поселке.

Он стал понемногу надуваться, точно вбирая в себя воздух.

-- Это дело служебное! Мы здесь... правители!

Попадья заступила Татьяну и сказала, нервно улыбаясь, как бы шутя:

-- А все-таки я вам ее не отдам!

Атаман побагровел.

-- Возьмем силою. Уж простите, матушка...

-- Бить будете? -- вся вспыхнула попадья.

-- Не доводите, матушка, до крутых мер! При всем уважении, не могу вам уступить...

-- Александр Петрович! -- сощурилась попадья, -- да имеете ли вы, вообще, право так поступать... с девицами-то? Ведь это насилие... А ну, как вы и в законе себе оправдания не найдете?

Атамана словно кто ударил в спину.

-- Что-с? -- вспыхнув, выпятил он грудь и тотчас слегка охрип: -- Закон? Матушка... отойдите-с! Батюшка, прикажите вашей матушке отступить, иначе мы составим акт о сопротивлении властям... и об укрывательстве-с!

-- Поля! -- сказал батюшка, -- оставь!

Атаман обернулся к дневальным, мигнув на девушку.

-- Взять! Скрутить руки назад!

Ветер снова ударил в окна, точно забарабанили в них десятки рук. Как дух всего темного, бессознательного, искусно связанного, с злобным воем и свистом бежал ветер над домом, потрясая его в своих попытках найти выход из кошмарных пут.

В борьбе с Татьяной казаки оттолкнули корыто.

Оно упало, и рыжебородый казак с выпуклыми наглыми глазами наступил прямо на тесто.

Татьяна вырвала руки и отчаянным жестом протянула их к священнику, произнося детски-жалобные и бессвязные слова...

Ее увели.

Дождь с новою силою захлестал по стеклам.

Кто-то черный и мокрый, забрызганный грязью, казалось, заглянул в окна и с негодующим воплем обнял дом, пытаясь встряхнуть его.

-- Присаживайтесь, о. дьякон, -- сказал батюшка, нервно прохаживаясь по комнате: -- Поля, налей-ка нам чайку с дьяконом.

-- Наливайте сами, -- глухо ответила попадья из спальни, -- я не могу...

Батюшка сел и стал разливать чай,

-- Да-а-а -- говорил он. -- Всюду беззаконие. Хотя оно... с другой стороны... "несть власть, аще не от Бога"! Но все-таки оно... как-то неловко! А впрочем... Их ответ!

Дьякон молчал и чему-то посмеивался.

Это был маленький, лысенький старичок, с добродушно вздернутым носом и козлиной бородкой.

-- Семь баб под арест посадил! -- заговорил он. -- Шел я сейчас мимо холодной... стучат там, ругаются. Хе-хе! Мужья прибежали, гвалт!

Смеясь, дьякон разевал беззубый рот.

-- Воин... атаман-то! Архистратиг! Яко огненным мечем безбожных агарян разит. А у вас есть водочка, батюшка?

Он потирал руки.

-- Холодок на дворе-то... дождит! А дьяконица все-е-е припрятала...

Батюшка поставил перед ним графин.

Дьякон выпил и сразу приободрился.