Космолёт за горизонт

— Ну не то, чтобы… Я не такая уж домоседка, какой иногда кажусь. Просто… Димка — молодой красивый парень, ему хочется напиваться и клеить дев. А с таким хвостом, как я, это делать затруднительно. Я же в таких вечерах ценю возможность потанцевать и расслабиться. Желательно, без романтически-эротического продолжения.

— И в чём дело? — холодно спросил Влад. — Спряталась бы за широкую Димкину спину и танцевала бы.

— Да, неплохой вариант, — согласилась Кира, сбрасывая всё-таки надоевшие туфли. — Ради него я на эту прогулку и повелась. Но очень сложно расслабиться, когда твой спутник всё время прикидывает в уме, как он мог бы отлично проводить время, если бы не ты.

— Да брось, — хмыкнул Влад. — Ты ему нравишься.

«А тебе? Тебе я нравлюсь? Или хотя бы не вызываю раздражения, когда кручусь тут всё время рядом, говорю, прикасаюсь, разбрасываю вещи и присваиваю себе твой дом?»

— Это пройденный этап, — с улыбкой сказала Кира вслух. — Чай будешь? Или этот свой отвар из лепестков и коры фиг знает чего?

— Отвар, — кивнул Корнилов. — А если ты ещё не хочешь спать, то потом хочу массаж и фильм в твоем обществе.

— Хорошо.

Кира кивнула и ушла на кухню.

Это был обычный запрос. Практически ежевечерний, если только Влад или сама Кира не засиживались с работой до утра.

Обычный вечер.

А и с чего бы ему быть другим? От того, что Кира узнала о Владе новые подробности? Ну, так это она о них узнала. А он остался таким же, каким был прежде. То есть, всё вот это было и раньше: Мэй, жуткий прошлый брак, то, что он продолжал ещё любить эту женщину.

Её легко было представить с ним рядом. Тонкая, изящная, она бы ходила по этой квартире, распространяя аромат своих духов и неуловимый флёр, который неразрывно связан с красотой. И Влад поднимал бы взгляд от своих деловых переписок для того, чтобы смотреть на неё. Или даже подозвать к себе, обнять и…

Горячий отвар плеснул Кире на руку, как бы намекая, что даже самая продвинутая техника требует внимания во время всяких там процессов.

Кира подула на обожженное запястье, вытерла лужицу на столе, переставила чашки на поднос и вернулась к Владу.

Дура. Ужасающая просто идиотка.

* * *

Подслушивать не хорошо.

Кира говорила это в который уже раз. Не помогало. За эти месяцы на Скеррихе любые границы между ней и старшим Корниловым размылись настолько, что она и сама уже не понимала, где они проходили когда-то. Всё изменилось, запуталось в сложный клубок сочувствия, ответственности, боли, злости, надежды и только Великий Рандом знает ещё чего.

Подслушивать было не хорошо. А слышать, как Влад, такой сильный, уверенный в себе, готовый бороться до конца, лупит кулаком в стену от обуревавших его эмоций — да от этого Киру саму трясло. Попадись ей эта Мэй снова, она собственноручно свернула бы её лебяжью шейку.

— Пошла вон.

Не голос — стон, вой раненного животного, хрип предсмертный.

Ах, вот как?

Кира решительно переступила порог.

— Нет.

— Вали отсюда, Кира. Эта свалила и ты…

— Нет.

«Эта» не свалила. Она даже не удосужилась явиться. Даже позвонить.

Она прислала видеосообщение на следующий же день после той встречи в баре. Наверное, и записала тогда же — потому что та же одежда, тот же мейкап на совершенном лице. Вот только выражение лица жёсткое и злое.

Диалога она не желала, оттого и запись, а не звонок.

Она желала развода. Немедленно.

— Пошла отсюда!

Кира думала, что это на Скеррихе у них с Владом бывали сложные дни. Боль, изоляция, слепота ни один характер мягче не делали. Это она просто не знала, каким этот человек может быть.

Влад говорил что-то ещё, не говорил, кричал, ругал, обвинял, обрушивал на голову такие обвинения и подозрения, что у Киры подкашивались ноги. И рефреном звучало: «Пошла вон!». Только это и было важным, остальное — мишура на смысле.

Она пыталась прервать этот монолог, но Корнилов ей не дал это сделать.

Хуже всего было то, что он бил по больному. Умело и подло. Он не был Катькой, которая всегда хоть чуть-чуть, но промахивалась. И он успел неплохо изучить те стороны Кириной души, которые она обычно старалась не демонстрировать даже самым родным. Все же она подпустила его слишком близко.

В ход пошло всё.

Неустроенная жизнь. Чистые мечты юности, на которые Кира когда-то наплевала из-за гормональной бури. Дэн, о котором Корнилов знал как-то до неприличия много. Это всё ещё можно было терпеть, это всё было на поверхности. Больно, обидно. но защитная броня на этих уязвимых местах уже успела нарости.

Но потом прозвучало слово «жалость». И стало совсем сложно что-то отвечать.

— Ты, наверное, считаешь себя благородной героиней? — эта кривая усмешка, как ни странно, ему шла. И яд в голосе тоже. — Столько возвышенной жертвенности и подлинного милосердия, да? Вселенная вздрогнуть должна. Это же так красиво — любить страдальца. Из этого вполне можно изваять смысл своей никчёмной жизни. Носиться вокруг и крыльями хлопать, да? Потому что у самой в сердце огромная такая дыра, которую заполнить нечем. Только я вот не просил меня туда заталкивать и упиваться тем, как старательно делаешь мне хорошо.

Она стояла и плакала.